Page 27 - В списках не значился

— Берите хлебушко, — сказала тетя Христя. — Выпечка сегодня удалась, не
переквасили.
— Чур, мне горбушку! — быстро сказала Мирра. Завладев горбушкой, она
победоносно посмотрела на Колю. Но Коля был выше этих детских забав и поэтому лишь
покровительственно улыбнулся. Анна Петровна покосилась на них и тоже улыбнулась, но
как бы про себя, и Коле это не понравилось.
«Будто я за ней бегаю, — обиженно подумал он про Мирру. — И чего все
выдумывают?..»
— А маргаринчику нет у тебя, хозяюшка? — спросил Федорчук. — Одним хлебушком
сил не напасешься…
— Поглядим. Может, и есть.
Тетя Христя пошла в серую глубину подвала; все ждали ее и к чаю не притрагивались.
Боец Вася Волков, получив кружку в руки, зевнул в последний раз и окончательно
проснулся.
— Да вы пейте, пейте, — сказала из глубины тетя Христя. — Пока тут найдешь…
За узкими щелями отдушин холодно полоснуло голубоватое пламя. Колыхнулись
лампочки над потолком.
— Гроза, что ли? — удивилась Анна Петровна. Тяжкий грохот обрушился на землю.
Вмиг погас свет, но сквозь отдушины в подвал то и дело врывались ослепительные вспышки.
Вздрогнули стены каземата, с потолка сыпалась штукатурка, и сквозь оглушительный вой и
рев все яснее и яснее прорывались раскатистые взрывы тяжелых снарядов.
А они молчали. Молчали, сидя на своих местах, машинально стряхивая с волос
сыпавшуюся с потолка пыль. В зеленом свете, врывавшемся в подвал, лица казались
бледными и напряженными, словно все старательно прислушивались к чему-то, уже навеки
заглушенному тугим ревом артиллерийской канонады.
— Склад! — вдруг закричал Федорчук, вскакивая. — Склад боепитания взорвался!
Точно говорю! Лампу я там оставил! Лампу!..
Рвануло где-то совсем рядом. Затрещала массивная дверь, сам собой сдвинулся стол,
рухнула штукатурка с потолка. Желтый удушливый дым пополз в отдушины.
— Война! — крикнул Степан Матвеевич. — Война это, товарищи, война!
Коля вскочил, опрокинув кружку. Чай пролился на так старательно вычищенные
брюки, но он не заметил.
— Стой, лейтенант! — Старшина на ходу схватил его. — Куда?
— Пустите! — кричал Коля, вырываясь. — Пустите меня! Пустите! Я в полк должен! В
полк! Я же в списках еще не значусь! В списках не значусь, понимаете?!
Оттолкнув старшину, он рванул засыпанную обломками кирпича дверь, боком
протиснулся на лестницу и побежал наверх по неудобным стертым ступеням. Под ногами
громко хрустела штукатурка.
Наружную дверь смело взрывной волной, и Коля видел оранжевые сполохи пожаров.
Узкий коридор уже заволакивало дымом, пылью и тошнотворным запахом взрывчатки.
Тяжко вздрагивал каземат, все вокруг ныло и стонало, и было 22 июня 1941 года: четыре
часа пятнадцать минут по московскому времени…

Часть вторая

1

Когда Плужников выбежал наверх — в самый центр незнакомой, полыхающей
крепости, — артиллерийский обстрел продолжался, но в ритме его наступило какое-то
замедление: немцы начали переносить огневой вал за внешние обводы. Снаряды еще
продолжали падать, но падали уже не бессистемно, а по строго запланированным квадратам,