Page 93 - В списках не значился

— Тихо, Толя! — ефрейтор перегнулся через стол. — На кой хрен тебе эта калека,
лейтенант? Была бы деваха стоящая, я бы еще понял: жалко товар. А эту колченогую…
Заросшее лицо было совсем рядом, и Плужников коротко, не замахиваясь, ударил его
кулаком. Ефрейтор отпрянул, рука его метнулась к рукоятке кинжала. Плужников схватил
автомат, рывком взвел затвор:
— Руки на стол!
Ефрейтор медленно отпустил рукоять, сел, положил перед собой большие жилистые
руки. Плужников знал, что диски их автоматов пусты, но их было двое, а он — один.
— Сволочь, — тяжело дыша, сказал Климков. — Дерьмо ты, лейтенант. Окопался тут с
бабой… Войну пережидаешь?
— Выходи по одному через лаз, — резко скомандовал Плужников. — Предупреждаю,
что не шучу: автомат у меня заряжен.
Он повел стволом в сторону заваленного выхода, коротко нажал на спуск. Сухие
выстрелы оглушительно прогремели в каземате. Небогатов и Климков встали.
— Мы не можем уйти без оружия, — тихо сказал Небогатов.
— Берите свои автоматы.
Они молча подняли пустые ППШ. Климков первым подошел к лазу, потоптался, хотел
что-то сказать, но не сказал и вылез из каземата.
— Выход наверх, — направо, в самом конце, — сказал Плужников сержанту.
Сержант молча кивнул. Он стоял у самого лаза, но уходить пока медлил,
— Ну, чего застрял? Кончились наши разговоры.
— Ты обещал патронов, лейтенант. Дай патронов, и мы этой же ночью уйдем из
крепости.
Плужников молчал.
— Будь человеком, лейтенант, — умоляюще сказал Небогатов. — Мы же сдохнем здесь
без патронов.
Плужников прошел в темноту, ногой придвинул к сержанту непочатую цинку. Металл
нестерпимо резко проскрипел по кирпичному полу.
— Спасибо, — Небогатов поднял ящик, — Мы уйдем этой ночью, слово даю. А только
ты все равно дурак, лейтенант.
И нырнул в лаз.
Плужников машинально поставил автомат на предохранитель, сунул его на обычное
место — он всегда оставлял его возле лаза, вернулся к столу и тяжело опустился на скамью.
Он не думал, что Климков и Небогатов, зарядив в подземелье оружие, ворвутся в каземат, но
на душе его было тяжело. Недавняя и такая яркая радость от неожиданной встречи
сменилась тупым отчаянием, и переход этот был столь внезапен, что Плужников вдруг
словно обессилел. Словно эти двое украли, вырвали из него и унесли с собой часть его веры,
и эта потеря была ощутима до ноющей физической боли. Гнев его прошел, осталась смутная,
гнетущая пустота и эта ноющая боль в сердце.
Кто-то порывисто вздохнул. Он поднял голову: рядом стояла Мирра.
— Ушли, — вздохнул он. — Я патронов им дал. Хотят этой ночью из крепости
вырваться.
— Я не могу стать на колени, — дрожащим, словно натянутым голосом вдруг сказала
она. — Я не могу стать на колени, потому что у меня протез. Но я стану, когда сниму его. Я
стану на колени, я…
Рыдания перехватили горло, и она замолчала. Стояла рядом, тиская у груди руки,
кусала прыгающие губы, а по лицу текли слезы. Он протянул руку, чтобы вытереть их, а она
схватила эту руку и начала исступленно целовать ее. Он испуганно рванулся, но она не
отпустила, а крепко, двумя руками прижала к груди. Как тогда, в подземелье, только тогда
эта его рука держала взведенный пистолет.
— Я боялась, я так боялась.
— Что уйду с ними?