Page 88 - В списках не значился

песней входит сейчас под арку Тереспольских ворот.
— А где же Степан Матвеевич? — обеспокоенно спросила Мирра.
Плужников не ответил. Голова немецкой колонны показалась в воротах: они шли по
трое, громко выкрикивая песню. И в этот момент темная фигура сорвалась сверху, с
разбитой башни. Мелькнула в воздухе, упав прямо на шагающих немцев, и мощный взрыв
двух связок гранат рванул утреннюю тишину.
— Вот Степан Матвеевич! — крикнул Плужников. — Вот он, Мирра! Вот он!..

Часть четвертая

1

Весь день они молча просидели в каземате. Они не просто молчали, они всячески
избегали друг друга, насколько это было возможно в подземелье. Если один оказывался у
стола, второй отходил в угол, а если и садился за стол, то — подальше, на противоположный
конец. Они не решались смотреть друг на друга и больше всего боялись, что руки их
случайно встретятся в темноте.
После гибели старшины Мирра ни за что не хотела уходить под землю. Она кричала и
плакала, а встревоженные взрывом немцы вновь прочесывали развалины, забрасывая
подвалы гранатами и прижигая огнеметными залпами. Их много сбежалось во двор, они
расползлись по всем направлениям и с минуты на минуту могли выйти на них, а она кричала
и билась в обломках кирпичей, и Плужников никак не мог ее успокоить. Ему уже казалось,
что он слышит крики немцев, топот их сапог, лязг их оружия, и тогда он схватил Мирру в
охапку и потащил к дыре.
— Пусти. — Она вдруг перестала биться. — Сейчас же пусти. Слышишь?
— Нет.
Она оказалась очень легкой, но сердце его неистово забилось от этой гибкой и теплой
ноши. Лицо ее было совсем близко, он видел слезы на ее щеках, чувствовал ее дыхание и,
боясь прижать к себе, нес на вытянутых руках. А она в упор смотрела на него, и в ее
глубоких темных глазах был молчаливый и не понятный для него страх.
— Пусти, — еще раз тихо попросила она. — Пожалуйста.
Плужников опустил ее только возле дыры. Оглянулся в последний раз, действительно
услышал отчетливый шорох шагов, шепнул:
— Лезь.
Мирра замешкалась, и он вовремя вспомнил о ее протезе, понял, что она не сможет
спрыгнуть на пол там, под землей, и остановил:
— Я первым.
— Нет! — Испугалась она. — Нет, нет!
— Не бойся, успеем!
Он скользнул в дыру, спрыгнул на пол, позвал:
— Иди! Скорее!
Мирра сорвалась на скользких кирпичах, но Плужников подхватил ее, на секунду
прижал к себе. Она покорно замерла, уткнувшись лицом в его плечо, а потом вдруг
рванулась, оттолкнула его и быстро пошла по коридору, волоча ногу. А он остался в темноте
у дыры, но слушал не шумы наверху, а гулкий стук собственного сердца. А когда вернулся в
каземат, уже не решался заговорить. Хотел этих разговоров, удивлялся сам себе и — не
заговаривал. И прятал глаза. И все время чувствовал, что она — здесь, рядом, и что, кроме их
двоих, нет никого во всем мире.
Противоречивые чувства странно переплетались сейчас в нем. Горечь от гибели тети
Христи и Степана Матвеевича и тихая радость, что рядом — хрупкая и беззащитная
девушка; ненависть к немцам и странное, незнакомое ощущение девичьего тепла; упрямое