Page 500 - Два капитана
P. 500
— Не буду рассказывать о том, как я попал на юг.
Мы дрались под Киевом и были разбиты.
Он сказал: «мы».
— В Христиновке я присоединился к санитарному
эшелону, который шел в обход Киева, на Умань. Эго
были обыкновенные теплушки, в которых лежали ране
ные. Много тяжелых. Ехали три, четыре, пять дней, в
жаре, в духоте, в пыли...
Берта молилась в соседней комнате.
Он встал и нервно закрыл дверь.
— Я был контужен дня за два до того, как присо
единился к эшелону. Правда, легко — только по временам
начинало покалывать левую сторону тела. Она у меня
буреет,— напряженно улыбнувшись, добавил Ромашов.—
Еще и теперь.
Варя, которая в ту ночь раздевала и одевала Рома
шова, говорила, что у него левая сторона обожжена;
должно быть, это и было то, что он назвал «буреет».
— И вот мне пришлось заняться хозяйством нашего
эшелона. Прежде всего нужно было наладить питание, и
я с гордостью могу сказать, что в пути — мы ехали две
недели — от голода ни один человек не умер. Но не обо
мне речь.
— О ком же?
— Две девушки, студентки Пединститута из Стани
слава, ехали с нами. Они носили раненым еду, меняли
повязки, делали все, что могли. И вот однажды одна из
них позвала меня к летчику — раненый летчик лежал в
одной из теплушек.
Ромашов налил вина.
— Я спросил девушек, что случилось. «Поговорите с
ним!» — «О чем?»— «Не хочет жить. Говорит, что за
стрелится, плачет». Мы прошли к нему,— не знаю, как
получилось, что в этой теплушке я не был ни разу. Он
лежал вниз лицом, ноги забинтованы, но так небрежно,
неумело. Девушки подсели к нему, окликнули...
Ромашов замолчал.
— Что же вы не пьете, Катя? — немного охрипнув-
шим голосом спросил он.— Все я один. Напьюсь, что
станете делать?
— Прогоню. Досказывайте вашу историю.
Он выпил залпом, прошелся, сел. Я тоже пригубила.
Мало ли летчиков на свете!
496