Page 171 - Айвенго

беспристрастием. Десятую долю всего добра отчислили в пользу церкви и на богоугодные
дела; ещё одну часть отделили в своеобразную общественную казну; другую часть- на долю
вдов и сирот убитых,а также на панихиды за упокой души тех, которые не оставили после
себя семьи. Остальное поделили между всеми членами отряда согласно их положению и
заслугам.Во всех сомнительных случаях начальник находил удачное решение, и ему
подчинялись беспрекословно. Чёрный Рыцарь немало удивлялся тому, как эти люди,
стоявшие вне закона, сумели установить в своей среде такой справедливый и строгий
порядок, и всё, что он видел, подтверждало его высокое мнение о беспристрастности и
справедливости их предводителя.
Каждый отобрал свою долю добычи; казначей с четырьмя рослыми йоменами
перетаскал всё предназначенное в общую казну в какое-то потаённое место; но всё добро,
отчисленное на церковь, оставалось нетронутым.
- Хотелось бы мне знать,- сказал Локсли, - что сталось с нашим весёлым
капелланом.Прежде никогда не случалось,чтобы он отсутствовал,когда надо было
благословить трапезу или делить добычу. Это его дело- распорядиться десятой долей нашей
добычи; быть может, эта обязанность зачтётся ему во искупление некоторых нарушений
монашеского устава.Кроме того,есть у меня тут поблизости пленный, тоже духовного
звания, так мне бы хотелось, чтобы наш монах помог мне с ним обойтись как
следует.Боюсь,не видеть нам больше нашего весельчака.
- Я бы искренне пожалел об этом,- сказал Чёрный Рыцарь,- я у него в долгу за
гостеприимство и за весёлую ночь,проведённую в его келье. Пойдём назад, к развалинам
замка; быть может, там что-нибудь узнаем о нём.
Только он произнёс эти слова, как громкие возгласы йоменов возвестили приближение
того,о ком они беспокоились. Богатырский голос монаха был слышен ещё издали.
- Расступитесь, дети мои!- кричал он.- Шире дорогу вашему духовному отцу и его
пленнику! Ну-ка, ещё раз! Здоровайтесь погромче! Я возвратился, мой благородный вождь,
как орёл с добычей в когтях.
И, прокладывая дорогу сквозь толпу под всеобщий хохот, он торжественно
приблизился к дубу. В одной руке он держал тяжёлый бердыш, а в другой - уздечку, конец
которой был обмотан вокруг шеи несчастного Исаака. Бедный еврей, согбенный горем и
ужасом, насилу тащился за победоносным монахом.
- Где же Аллен-менестрель, чтобы воспеть мои подвиги в балладе или хоть побасёнку
сочинить? Ей-богу, этот шут гороховый всегда путается под ногами, когда ему нечего
делать, а вот когда он нужен, чтобы прославить доблесть, его и в помине нет!
- Куцый монах,- сказал предводитель,- ты, кажется, с раннего утра промочил себе
горло? Скажи на милость, кого это ты подцепил?
- Собственным мечом и копьём добыл себе пленника, благородный начальник, -
отвечал причетник из Копменхерста,- или, лучше сказать, луком и алебардой. А главное, я
его избавил от худшего плена. Говори, еврей, не я ли тебя вырвал из власти сатаны? Разве я
не научил тебя истинной вере в святого отца и деву Марию?Не я ли всю ночь напролёт пил
за твоё здоровье и излагал тебе таинства нашей веры?
- Ради бога милосердного,-воскликнул бедный еврей,- отвяжите меня от этого
сумасшедшего, то есть, я хотел сказать, от этого святого человека!
- Как так, еврей?- сказал отшельник, принимая грозный вид.- Ты опять отступаешь от
веры? Смотри у меня, если вздумаешь снова впасть в беззаконие! Хоть ты и не слишком
жирен, всё-таки тебя можно поджарить.Слушай хорошенько, Исаак, и повторяй за мной:
«Ave Maria…»
- Нет, шальной монах, кощунствовать не дозволяется,- сказал Локсли. - Расскажи
лучше, где и как ты нашёл своего пленника?
- Клянусь святым Дунстаном,- сказал отшельник,- нашёл я его в таком месте, где думал
найти кое-что получше. Я спустился в подвалы посмотреть, нельзя ли спасти какое-нибудь
добро, потому что хоть и правда, что стакан горячего вина, вскипячённого со специями,