Page 19 - Этюды о ученых
P. 19
– О себе? Ну что же вам рассказать о себе, – говорил Бегоунек, разглядывая меня через
толстые стекла очков, – я учился здесь, в Праге, окончил университет и уехал в Париж. Меня
очень интересовала радиоактивность. Господи, что только не писали в те годы о
таинственных икс-лучах! А в Париже работала Мария Кюри. Париж был столицей икс-
лучей.
Мария Кюри… Высокая, стройная, строгая женщина. Нет, ни с кем не возилась, не
опекала, но была постоянно внимательна ко всем своим сотрудникам. Постоянно, понимаете,
важно именно это постоянство, интересовалась, как идёт работа. И как жизнь идёт – тоже. Не
влезала в душу, нет, просто её интересовали люди, идущие с ней вместе. Может быть, она
предвидела, что у её радия будет такое трудное, такое великое будущее, и ей хотелось знать,
кто продолжит дело её жизни, что за люди, какие они… Когда её ученики уезжали, связи с
Парижем не рвались. Переписывались, она всегда помогала своим питомцам. Где кончалась
наука и где начиналась педагогика у Марии Кюри, понять трудно. Научная работа в её
институте всегда была учёбой, а учёба не могла не быть научной работой. У каждого из нас
были свои задачи, своя тема. Это, мне кажется, самая лучшая система…
Я вернулся в Прагу из Парижа в 1922 году, переполненный энергией и желанием
работать. При горячей поддержке М. Кюри организовал институт радиологии. Это не была
дань моде – Чехословакии такой институт был нужен давно. Ведь уже в те годы работали
знаменитые урановые шахты в Яхимове. Я почти год работал там, определял
радиоактивность воды источника Сворност и горных пород.
В 1926 году Амундсен решил лететь к Северному полюсу на дирижабле «Норвегия».
Мне очень хотелось принять участие в этих экспедициях, но… какие надежды были у
молодого чеха, когда он попросил включить его в состав экспедиции норвежца? Как я сейчас
понимаю, никаких. Было только безудержное желание. И энергия через край. А вот денег не
было. Мария Кюри писала президенту Масарику, просила, чтобы мне дали деньги и…
отпустили на полюс. И отпустили! И деньги дали. Конечно, повезло, но, помимо везения,
надо ещё очень-очень захотеть… К полюсу на дирижабле я не летал, работал на
Шпицбергене. А в декабре 1927 года Умберто Нобиле пригласил меня принять участие в
экспедиции на дирижабле «Италия». 23 мая 1928 года мы стартовали к Северному полюсу.
Погода не позволила сесть и отломить на память кусочек земной оси, но над полюсом мы
пролетели…
Дирижабль «Италия» на обратном пути потерпел аварию, часть его экипажа погибла. У
генерала Нобиле и старшего моториста Чечиони были сломаны ноги. Мне повезло: я остался
жив.
(Не могу удержаться, чтобы не привести слова У. Нобиле о Ф. Бегоунеке: «Он показал
моральную силу, несокрушимую стойкость и энергию в самые ужасные моменты, которые
нам пришлось пережить… Ни к кому из своих товарищей по несчастью он не относился
свысока… Никогда ни от какой работы не отказывался, и я думаю, что это самая большая
похвала для человека и учёного… Изголодавшийся, с руками, почерневшими от копоти,
почти босой, чешский учёный не забывал своих приборов. После катастрофы он нашёл их в
снегу и продолжал на льдине исследования, которые вёл во время полёта…») В 1959 году в
Праге вышла моя книга «Трагедия в Ледовитом океане». В 1962 году в Москве вышел её
русский перевод. Там я рассказал обо всём, что видел и запомнил. Русское издание особенно
важно для меня: ведь спасли нас русские, советский ледокол «Красин».
Работа в экспедициях Р. Амундсена и У. Нобиле была для меня не только
университетом человековедения, но и отличной научной школой. Я горжусь тем, что мои
данные, полученные в тяжелейших условиях с помощью достаточно примитивной по
нынешним понятиям аппаратуры, до сих пор не потеряли своей научной ценности.
Вернувшись в Прагу, я продолжал свою работу. Сейчас можно определить в наших
исследованиях такие главные направления: защита внешней среды – окружающей природы,
человека – от излучений при работе ядерных установок; измерения радиоактивного фона;
защита материалов и оборудования.