Page 48 - Этюды о ученых
P. 48

тем, что нужно капитулу. И вот капитул призывает его в лоно своё, а уезжать ему из Италии
               крайне не хочется, постоянно просит он отсрочек и, получив их, занимается юриспруденцией
               и медициной в Падуе и Ферраре.
                     Десять  итальянских  лет  превращают  молоденького,  несколько  избалованного  своим
               благополучием  каноника  в  серьёзного  исследователя,  в  человека  разностороннего  и
               широкообразованного. Совсем недавно обнаруженные документы, например, убеждают, что
               он был незаурядным экономистом. Три рукописи Коперника, относящиеся к первой четверти
               XVI века, излагают его взгляды на возможные пути стабилизации денежных отношений в
               Польше.  По  мнению  специалистов,  Коперник  находился  в  авангарде  современной  ему
               экономической мысли.
                     Да, это человек разносторонний и широкообразованный, но весь он словно пропитан
               жгучим  ядом  сомнений.  Вместе  со  знаниями  привёз  он  из  Италии  в  родную  Вармию,  на
               берега  холодной  Балтики,  неукротимую  потребность  к  постоянному  критическому
               переосмысливанию  незыблемых  истин  –  зерна  своих  «ересей»,  выпестовал  их,  не  спеша
               вырастил, не торопясь собрал урожай.
                     В  маленькой  башне  крепостной  стены,  окружавшей  собор  в  Фромборке,  прожил  он
               тридцать  лет  –  одинокий  задумчивый  человек.  Мягкий  чёрный  силуэт  его  являлся  иногда
               ночами  среди  строгих  линий  средневековой  готики:  он  наблюдал  звезды.  Коперник  не
               воспринял  призывов  Леонардо  к  опыту,  его  нельзя  назвать  исследователем.  Он,  великий
               астроном,  ничего  не  открыл  в  небе.  Он  искал  там  лишь  подтверждений  своей  правоты.
               Гелиоцентрическая система мира не была его великим озарением. За сотни лет до Коперника
               говорили  и  писали  о  неподвижности  Солнца  и  вращении  Земли.  Сотни  не  объяснённых
               птолемеевской  системой  фактов  в  течение  многих  веков  скапливали  в  своих  фолиантах
               звездочёты  Греции,  Италии,  арабского  мира.  Многие  чувствовали:  что-то  не  так,  путает
               Птолемей. Но как? Как все связать-увязать? Как набраться духу, чтобы сказать: а ведь все
               совсем не так, как считали до сих пор…
                     Лет  за  тридцать  до  издания  своей  великой  книги  он  рассылает  в  разные  страны
               рукописные  копии  своеобразного  конспекта  будущего  сочинения  «Николая  Коперника  о
               гипотезах,  относящихся  к  небесным  движениям,  краткий  комментарий».  (Рукописи  эти
               считали  безвозвратно  потерянными  и  только  в  1878  году  вдруг  нашли  одну  в  венских
               архивах,  а  три  года  спустя  –  другую,  в  Стокгольме.)  Он  был  уже  стар,  когда  решил
               напечатать главный труд своей жизни. Никаких сомнений в своей правоте у него не было. Он
               писал  со  спокойным  достоинством:  «Многие  другие  учёные  и  замечательные  люди
               утверждали,  что  страх  не  должен  удерживать  меня  от  издания  книги  на  пользу  всех
               математиков. Чем нелепее кажется большинству моё учение о движении Земли в настоящую
               минуту, тем сильнее будет удивление и благодарность, когда вследствие издания моей книги
               увидят,  как  всякая  тень  нелепости  устраняется  наияснейшими  доказательствами.  Итак,
               сдавшись на эти увещания, я позволил моим друзьям приступить к изданию, которого они
               так долго добивались».
                     Рэтик, единственный, беспредельно преданный и, увы, лишь этим знаменитый ученик
               его,  отвёз  драгоценную  рукопись  в  Нюрнберг,  к  печатникам,  а  он  остался  ждать  в  своей
               башне. Почти никуда не выходил, к себе звал немногих. Ждал книгу. В 1542 году сильное
               лёгочное  кровотечение  и  паралич  правой  стороны  тела  приковали  его  к  постели.  Умирал
               тяжело, медленно. 23 мая 1543 года, когда привезли из Нюрнберга долгожданную книгу, он
               был  уже  без  сознания,  только  водил  рукой  по  переплёту  беспомощно  и  нежно.  Ласкал?
               Оберегал? Благословлял?
                     Умер  он  в  тот  же  день.  Так  судьбе  угодно  было  свести  в  одну  точку  его  смерть  и
               бессмертие. Могилы не сохранилось. Книга осталась.



                                                      Жорж Кювье:
   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53