Page 17 - Белые ночи
P. 17

обо всем бабушке. Теперь он приехал, я это знаю, и его нет, нет!
                     И она снова ударилась в слезы.
                     — Боже мой! Да разве никак нельзя помочь горю? — закричал я, вскочив со скамейки в
               совершенном отчаянии. — Скажите, Настенька, нельзя ли будет хоть мне сходить к нему?..
                     — Разве это возможно? — сказала она, вдруг подняв голову.
                     — Нет, разумеется, нет! — заметил я, спохватившись. — А вот что: напишите письмо.
                     — Нет,  это  невозможно,  это  нельзя! —  отвечала  она  решительно,  но  уже  потупив
               голову и не смотря на меня.
                     — Как  нельзя?  отчего  ж нельзя? —  продолжал  я,  ухватившись  за  свою  идею. —  Но,
               знаете, Настенька, какое письмо! Письмо письму рознь и...Ах, Настенька, это так! Вверьтесь
               мне, вверьтесь! Я вам не дам дурного совета. Все это можно устроить! Вы же начали первый
               шаг — отчего же теперь...
                     — Нельзя, нельзя! Тогда я как будто навязываюсь...
                     — Ах, добренькая моя Настенька! — перебил я, не скрывая улыбки, — нет же, нет; вы,
               наконец,  вправе,  потому  что  он  вам  обещал.  Да  и  по  всему  я  вижу,  что  он  человек
               деликатный,  что  он  поступил  хорошо, —  продолжал  я,  все  более  и  более  восторгаясь  от
               логичности  собственных  доводов  и  убеждений, —  он  как  поступил?  Он  себя  связал
               обещанием. Он сказал, что ни на ком не женится, кроме вас, если только женится; вам же он
               оставил полную свободу хоть сейчас от него отказаться... В таком случае вы можете сделать
               первый шаг, вы имеете право, вы имеете перед ним преимущество, хотя бы, например, если б
               захотели развязать его от данного слова...
                     — Послушайте, вы как бы написали?
                     — Что?
                     — Да это письмо.
                     — Я бы вот как написал: «Милостивый государь...»
                     — Это так непременно нужно — милостивый государь?
                     — Непременно! Впрочем, отчего ж? я думаю...
                     — Ну, ну! дальше!
                     — "Милостивый государь!
                     Извините,  что  я..."  Впрочем,  нет,  не нужно  никаких  извинений!  Тут  самый  факт  все
               оправдывает, пишите просто:
                     "Я  пишу  к  вам.  Простите  мне  мое  нетерпение;  но  я  целый  год  была  счастлива
               надеждой; виновата ли я, что не могу теперь вынести и дня сомнения? Теперь, когда уже вы
               приехали, может быть, вы уже изменили свои намерения. Тогда это письмо скажет вам, что я
               не ропщу и не обвиняю вас. Я не обвиняю вас за то, что не властна над вашим сердцем;
               такова уж судьба моя!
                     Вы  благородный  человек.  Вы  не  улыбнетесь  и  не  подосадуете  на  мои  нетерпеливые
               строки. Вспомните, что их пишет бедная девушка, что она одна, что некому ни научить ее,
               ни посоветовать ей и что она никогда не умела сама совладеть с своим сердцем. Но простите
               меня,  что  в  мою  душу  хотя  на  один  миг  закралось  сомнение.  Вы  не  способны  даже  и
               мысленно обидеть ту, которая вас так любила и любит".
                     — Да,  да!  это  точно  так,  как  я  думала! —  закричала  Настенька,  и  радость  засияла  в
               глазах ее. — О! вы разрешили мои сомнения, вас мне сам бог послал! Благодарю, благодарю
               вас!
                     — За что? за то, что меня бог послал? — отвечал я, глядя в восторге на ее радостное
               личико.
                     — Да, хоть за то.
                     — Ах,  Настенька!  Ведь  благодарим  же  мы  иных  людей  хоть  за  то,  что  они  живут
               вместе с нами. Я благодарю вас за то, что вы мне встретились, за то, что целый век мой буду
               вас помнить!
                     — Ну, довольно, довольно! А теперь вот что, слушайте-ка: тогда было условие, что как
               только приедет он, так тотчас даст знать о себе тем, что оставит мне письмо в одном месте, у
   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22