Page 56 - Борьба миров

ко мне вернулась способность и желание действовать. Но викарий был как будто в каком-то
оцепенении, и его нельзя было убедить никакими доводами.
— Мы ведь здесь в безопасности, — повторял он, — в абсолютной безопасности!
Я решил оставить его одного. Если бы я это сделал! Умудренный опытом моего
недавнего странствования с артиллеристом, я позаботился запастись в дорогу питьем и едой.
Кроме того, я захватил деревянное масло и полотно для перевязок, так как мои ожоги на
руках все еще не прошли, а также взял шляпу и фланелевую рубашку, которые я нашел в
одной из спален.
Когда викарий сообразил, что я собираюсь итти один, что я вполне примирился с
мыслью быть одному, он вдруг тоже начал собираться и решил сопровождать меня. И так
как снаружи все было спокойно, то около пяти часов вечера, как я полагаю, мы вышли на
почерневшую дорогу в сторону Сенбюри.
В Сенбюри и по дороге лежали трупы людей и лошадей в неестественных позах, а
также опрокинутые повозки и сундуки, покрытые толстым слоем черной пыли. Эти слои
пепла, лежавшие на всем, напомнили мне, что я читал о разрушении Помпеи. Без
дальнейших приключений добрались мы до Гэмптон-Корта, находясь все-таки под гнетущим
впечатлением страшных картин, которые мы видели.
В Гэмптон-Корте глаза наши немного отдохнули на клочке свежей зелени, которую
пощадил пронесшийся удушающий вихрь. Мы прошли весь Буши-Парк и видели оленей,
гуляющих на свободе под каштанами, а вдали несколько мужчин и женщин, быстро идущих
в сторону Гэмптона. Это были первые люди, которых мы видели. Итак, мы дошли до
Твикенгэма.
За дорогой у Гама и у Петергэма все еще горели леса. Твикенгэм уцелел: ни черный
дым, ни тепловой луч не коснулись его. Здесь мы уже встретили довольно много народа, но
никто не мог сообщить нам ничего нового. Все они, в большинстве случаев, находились в
таком же положении, как и мы, и так же, как и мы, решили использовать временное затишье,
чтобы бежать дальше.
У меня создалось такое впечатление, что во многих домах прятались люди, настолько
напуганные, что у них не хватало духу бежать. Здесь тоже по всей дороге были следы
панического бегства. Мне живо припоминаются три велосипеда, лежавшие кучей один на
другом и совершенно исковерканные колесами проезжавших экипажей.
Около половины девятого мы подошли к Ричмондскому мосту. Само собой разумеется,
что мы постарались пройти его как можно скорее, чтобы не быть долго на виду, но все же я
успел заметить, что на расстоянии нескольких футов от меня на поверхности реки плавали
огромные массы чего-то красного. У меня не было времени рассмотреть, что это такое, и
объяснение, которое я дал этому, было тогда гораздо страшнее действительности. На
Суррейском берегу мы снова увидели черную пыль, которая была когда-то черным дымом, а
также трупы, целую груду их у входа на вокзал, но марсиан мы так и не видели почти до
самого Барнса.
В потемневшей дали мы увидели группу из трех человек, бежавших по боковой дороге
к реке. Но, за исключением этой встречи, кругом никого не было видно. Впереди на покатой
возвышенности ярким пламенем горел Ричмонд, но вокруг города не было никаких следов
черного дыма.
Вдруг, когда мы уже подходили к Кью, нам навстречу попались бежавшие люди, а в
каких-нибуль ста ярдах от нас, над крышами домов, показалась верхняя часть боевой
машины марсиан. Мы замерли от ужаса. Ведь стоило только марсианам взглянуть вниз, — и
мы погибли бы безвозвратно! На нас напал такой ужас, что мы не решились итти дальше и,
свернув с дороги, спрятались в сарае, в каком-то саду. Тихонько ворча про себя, викарий
забился в угол и решительно отказывался двинуться с места.
Но мысль добраться до Лизсерхеда крепко засела у меня в голове. Она не давала мне
покоя, и, как только начало смеркаться, я решил итти дальше. Я начал пробираться сначала
через кустарник, а потом через проход, огибавший какой-то большой барский дом, и вышел