Page 57 - Борьба миров

на дорогу к Кью. Викария я оставил в сарае, но вскоре услышал, что он торопливо догоняет
меня.
Пускаться в это второе путешествие было величайшей глупостью с моей стороны, так
как было ясно, что марсиан совсем близко около нас. Едва только успел викарий поравняться
со мною, как вдали, за лугами, мы увидели опять боевую машину марсиан, — ту ли самую,
которую мы видели перед тем или другую, не знаю! Четыре или пять маленьких, черных
фигурок бежали перед марсианином через серовато-зеленую площадь поля, и я сразу понял,
что он их преследует. В три шага он был среди них, и они бросились врассыпную. Он не
пользовался тепловым лучом, чтобы уничтожить их, но хватал их одного за другим и бросал,
как мне показалось, в большой металлический ящик, висевший у него за спиной, точно
корзина с инструментами у рабочего.
Здесь впервые я убедился, что марсиане имели в виду не только истребление
побежденного человечества, но преследовали и другие цели. На мгновение мы окаменели от
ужаса, потом повернулись и вбежали через ворота в какой-то сад, обнесенный стеной. Мы
спрятались в канаву, очень кстати оказавшуюся поблизости, в которую мы скорее упали, чем
спустились. Мы пролежали там, пока в небе не зажглись звезды, еле рискуя перекинуться
словом, да и то тихим шопотом.
Было, я думаю, около одиннадцати часов ночи, когда мы наконец набрались храбрости,
чтобы снова двинуться в путь. Но теперь мы уже не отважились итти по дороге, а
пробирались ползком вдоль изгородей и под прикрытием деревьев, зорко всматриваясь в
темноту, — викарий — с правой, а я — с левой стороны, — не покажутся ли где-нибудь
марсиане, которые, как нам казалось, ходили вокруг нас.
В одном месте мы наткнулись на довольно большую площадь, выжженную,
почерневшую и покрытую еще не совсем остывшей золой. Здесь было много страшно
изуродованных человеческих трупов, у которых совершенно обгорели туловище и голова, а
ноги и сапоги у большинства были целы. Дальше лежали трупы лошадей, а футах в
пятидесяти от них осколки разорвавшихся пушек и лафетов.
Местечко Шин, повидимому, не пострадало, но и там все было мертво и пусто. Трупов
мы не видали, но ночь была так темна, что невозможно было рассмотреть, что делается в
боковых улицах местечка. В Шине мой спутник стал вдруг жаловаться на слабость и на
жажду, и мы решили постараться проникнуть в какой-нибудь дом.
Первый дом, в который мы вошли, не без затруднений — через окно, была маленькая
дача, стоявшая отдельно от других. Но в целом доме мы не нашли ничего съестного, кроме
заплесневелого сыру. Но зато там оказалась вода, годная для питья, которой мы утолили
нашу жажду, и я захватил еще топор, который мог нам пригодиться, чтобы проникнуть в
следующий дом.
Через некоторое время мы подошли к тому месту, где улица сворачивает к Мортлэку.
Здесь, в саду, обнесенном оградой, стоял белый дом. В кладовой этого дома мы нашли
провизию — два каравая хлеба, большой кусок сырой говядины и полокорока ветчины. Я
потому привожу такой подробный список найденных припасов, что нам пришлось
существовать ими в ближайшие две недели. На полке стояло несколько бутылок пива, а
также два мешка зеленых бобов и несколько пучков завядшего салата. Над кладовой
находилось нечто вроде умывальной комнаты, в углу которой лежали дрова, а в шкафу с
посудой мы нашли около полудюжины бутылок бургонского, консервы лососины и супа и
две жестянки галет.
Мы попали в кухню, и в темноте, так как мы не рисковали зажечь свет, поели хлеба с
ветчиной и выпили бутылку пива. На этот раз викарий, как это ни странно, все торопил меня
итти дальше и не задерживаться здесь. Я же уговаривал его подкрепиться пищей на дорогу,
но тут и случилось то происшествие, благодаря которому мы попали в западню.
— Еще нет двенадцати часов, — начал я. Но не успел я договорить, как нас вдруг
ослепило ярко-зеленой молнией, и все предметы, бывшие в кухне, как будто выскочили из
темноты и сейчас же снова скрылись. Затем последовал страшный толчок, которого я