Page 7 - И дольше века длится день

Едигей нахмурился отчужденно при этих словах, еще больше посуровел. Не отозвался.
— Какие ни есть, но дети есть дети, — продолжала Укубала оправдывающим тоном,
зная, что Едигею это неприятно слушать.
— Да знаю, — махнул он рукой. — Что ж я, совсем не соображаю? Вот то-то и оно, как
можно без них, хотя, будь моя воля, я бы их близко не допустил!
— Едигей, то не наше дело. Пусть приедут и сами хоронят. Разговоров будет потом,
век не оберешься…
— А я что, мешаю? Пусть едут.
— А как сын не поспеет из города?
— Поспеет, если захочет. Позавчера еще, когда был на станции, сам телеграмму отбил
ему, что, мол, так и так, отец твой при смерти. Чего еще больше! Он себя умным считает,
должен понять, что к чему…
— Ну, если так, то еще ладно, — неопределенно примирилась жена с доводами Едигея
и, все еще думая о чем-то своем, тревожащем ее, проговорила:
— Хорошо бы с женой заявился, все-таки свекра хоронить, а не кого-нибудь…
— Это уж сами пусть решают. Как тут подсказывать, не малые же дети.
— Да, так-то оно, конечно, — все еще сомневаясь, соглашалась Укубала.
И они замолчали.
— Ну, ты не задерживайся, иди, — напомнил Едигей. У жены, однако, было еще что
сказать:
— А дочь-то его — Айзада горемычная — на станции с мужем своим, забулдыгой
беспробудным, да с детьми, ей ведь тоже надо успеть на похороны.
Едигей невольно улыбнулся, похлопал жену по плечу.
— Ну вот, ты теперь начнешь переживать за каждого… До Айзады тут рукой подать, с
утра подскочит кто-нибудь на станцию, скажет. Прибудет, конечно. Ты, жена, пойми одно —
и от Айзады, и от Сабитжана тем более, пусть он и сын, мужчина, толку будет мало. Вот
посмотришь, приедут, никуда не денутся, но будут стоять как гости сторонние, а хоронить
будем мы, так уж получается… Иди и делай, как я сказал.
Жена пошла, потом остановилась нерешительно и снова пошла. Но тут окликнул ее сам
Едигей:
— Не забудь перво-наперво к дежурному, к Шаймердену, пусть кого-то пошлет вместо
меня, я потом отработаю. Покойник лежит в пустом доме, и рядом никого, как можно… Так
и скажи…
И жена пошла, кивнув. Тем временем на дистанционном щите загудел, заморгал
красным светом сигнализатор — к разъезду Боранлы-Буранный приближался новый состав.
По команде дежурного предстояло принять его на запасную линию, чтобы пропустить
встречный, тоже находящийся у входа в разъезд, только у стрелки с противоположного
конца. Обычный маневр. Пока поезда продвигались по своим колеям, Едигей оглядывался
урывками на уходящую краем линии Укубалу, точно бы он забыл что-то еще сказать ей.
Сказать, конечно, было что, мало ли дел перед похоронами, всего сразу не упомнишь, но
оглядывался он не поэтому, просто именно сейчас он обратил внимание с огорчением, как
состарилась, ссутулилась жена в последнее время, и это очень заметно было в желтой дымке
тусклого путевого освещения.
«Стало быть, старость уже на плечах сидит, — подумалось ему. — Вот и дожили —
старик и старуха!» И хотя здоровьем бог его не обидел, крепок был еще, но счет годам
набегал немалый — шестьдесят, да еще с годком, шестьдесят один было уже. «Глядишь, года
через два и на пенсию могут попросить», сказал Едигей себе не без насмешки. Но он знал,
что не так скоро уйдет на пенсию и не так просто найти человека в этих краях на его место
— обходчика путей и ремонтного рабочего, стрелочником он бывал от случая к случаю,
когда кто-то заболевал или уходил в отпуск. Разве что кто позарится на дополнительную
оплату за отдаленность и безводность? Но вряд ли. Поди таких сыщи среди нынешней
молодежи.