Page 34 - Горячий снег
P. 34

автоматчики — охрана.
                     Бессонов ждал. Никто не отозвался.
                     От темной громады крайнего танка с искрящимися на броне сизоватыми островками
               снега несло ледяным запахом накаленного морозом металла, прогорклой остылой соляркой.
               В  машине,  чудилось,  никого  не  было,  не  горел  свет,  танк  будто  мертво  потух.  Только  в
               башенном  люке  зачернело  что-то,  чуть  заворошилось,  заслоняя  звезды,  но  оттуда  —  ни
               звука.
                     — Я говорю, пусть подойдет ко мне командир танкового подразделения, — повторил
               Бессонов тем же тоном. — Жду.
                     — Кого  нужно?  Ты,  пехота,  мной  не  командуй!  Лучше  объезжай  танки  стороной,  от
               греха  подальше! —  отозвался  сверху  злой  голос,  и  это  смутно-черное,  выступавшее  из
               башни, заметнее задвигалось по звездам.
                     — Ну-ка,  слезай  к  генералу,  птичья  голова  в  танкистском  шлеме!  Чего  диалог
               устраиваешь? —  сказал  с  едкой  развеселостью  Божичко  и,  схватившись  за  железные
               поручни, вскарабкался на броню, заторопил: — Мигом, мигом! К генералу!
                     — К  какому  еще  генералу?  Меня  на  пушку  не  бери!  Не  первый  день…  Генерал  с
               пехотой топает, что ли? А в штабах кто?
                     — Давай, давай, милый, рассуждаешь длинно. Прыгай с неба на землю!
                     Наверху вспыхнул ручной фонарик, зеленоватым маскировочным светом выхватил из
               возникшей  пустоты  неба  широкого  и  огромного,  казалось  снизу,  человека  в  комбинезоне,
               надетом, по-видимому, на ватник. Человек медленно вылез из люка на броню, спрыгнул на
               дорогу.
                     — Божичко, посветите ему, — приказал Бессонов. — И подведите его.
                     — Давай, давай, парень, поближе, не робей, — сказал Божичко.
                     Танкист остановился перед Бессоновым, заметно уменьшившись на земле, но все-таки
               ростом  на  голову  выше  его,  неуклюже  мешковатый  в  своей  полной  форме,  возбужденное
               лицо в разводах копоти, опущенные под светом фонарика глаза подведены чернотой гари,
               тоже  черные  подрагивающие  губы  запеклись.  Он  тяжело  дышал,  и  почувствовался  запах
               винного перегара.
                     — Пьяны? — спросил Бессонов. — Посмотрите на меня, танкист!
                     — Нет…  товарищ  генерал.  Норму  я…  норму…  —  выдавил  танкист,  не  подымая
               траурно-черных век, ноздри его раздувались.
                     — Номер части и звание? Откуда вы?
                     Запекшиеся губы танкиста лихорадочно зашевелились:
                     — Отдельный сорок пятый танковый полк, первый батальон; командир третьей роты
               лейтенант Ажермачев…
                     Бессонов пристально смотрел на него, еще не веря в точность ответа.
                     — Как это сорок пятый? Каким образом вы здесь оказались, командир роты? — очень
               внятно  спросил  он. —  Сорок  пятый  полк  придан  другой  армии  и,  как  известно,  держит
               оборону впереди! Отвечайте яснее.
                     Танкист  вдруг  вскинул  голову,  веки  его  разом  открыли  в  каком-то  клоунском,
               страшном обводе глаза, налитые хмельной мутью. Он глухо выговорил:
                     — Обороны там нет… Немцы заняли станицу. С тыла обошли. От моей роты осталось
               вот  три  машины…  В  двух  —  пробоины…  Неполные  экипажи…  Я  с  остатками  роты…
               вырвался…
                     — Вырвались? —  переспросил  Бессонов  и,  лишь  в  эту  минуту  все  предельно  ясно
               понимая, повторил это острое, с колючими лапками слово, так знакомое по сорок первому
               году: — Вырвались? А остальные тоже, лейтенант, вырвались? Кто еще вырвался? — опять
               повторил недобро Бессонов, выделяя «вырвались» и «вырвался».
                     — Ах,  шкура! —  выругался  кто-то  в  толпе  солдат.  Танкист  заговорил  рыдающим
               голосом:
                     — Я не знаю… не знаю, кто вырвался. Я прорывался вот с этими танками… Связи не
   29   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39