Page 35 - Горячий снег

было, товарищ генерал… Рация не работала. Я не мог…
— Что можете добавить?
Бессонов, сдерживая гнев, ожженный болью в голени, уже не видел никого в
отдельности, но слышал разрозненные звуки команд, гул моторов за спиной своей огромной,
тяжко дышащей, остановленной, как живое тело, колонны, точно сломленной на пути туда,
откуда вырвались в слепом отчаянии этот нетрезвый лейтенант-танкист и эти три танка,
преградившие сейчас дорогу, и почувствовал нечто ядовитое, словно сама паника черной
тенью витала в воздухе. Солдаты вокруг танкиста замерли.
Бессонов повторил:
— Ничего не можете добавить, лейтенант?
Танкист втягивал воздух через ноздри, будто плакал беззвучно.
— Майор Титков! — приказал Бессонов в темноту отчетливо жестким, беспощадным
голосом, в котором звучала неотвратимость вынесенного приговора. — Арестуйте его!.. И
как труса — в трибунал!
Он знал непререкаемую значимость своих приказов, знал, что приказ его мгновенно
выполнят, и, когда увидел низкорослого, железнокрепкого, с фигурой борца майора Титкова
из охраны и двух молодых атлетически сложенных автоматчиков, подошедших к танкисту,
поморщась, невольно отвернулся, бросил отрывисто майору Божичко:
— Проверьте, как там чувствуют себя остальные танкисты в машинах!
— Есть проверить, товарищ командующий! — ответил Божичко слабым криком
изумления и покорности, словно в эту минуту исходила от командующего какая-то
смертельная волна, краем коснувшаяся и его, адъютанта. И это было Бессонову неприятно.
Он пошел вперед по дороге.
— Кто командир здесь? Почему грузовик загородил дорогу? — произнес Бессонов с
холодной сдержанностью, шагнув на мост; палочка его вонзилась в деревянный настил. Он
шел быстро, стараясь не хромать.
Солдаты, толпившиеся на мосту, уважительно расступились перед Бессоновым; кто-то
сказал:
— С мотором у них беда.
Впереди, посредине проступающей под звездами синеватой полосы моста, несколько
боком, должно быть, после буксовки, тускло вырисовывалась высоким кузовом грузовая
машина с поднятым капотом, под которым желто горела лампочка. Свет ее почти заслоняли
озабоченно склонившиеся над мотором головы.
— Командир, подойдите ко мне! Чья машина? — И тотчас хрупкая фигурка — вроде
мальчишка, одетый в длинную шинель, — быстренько выпрямилась возле капота. Сдвинутая
на оттопыренное ухо ушанка, узкие плечи, вычерченные сзади светом лампочки, лица не
видно — только пар дыхания и звонкий вскрик молодого петушка на высокой ноте:
— Младший лейтенант Беленький! Машина оэрэсбэ, приданная артснабжению…
Внезапная остановка по неисправности… Везем снаряды…
«Экий голосок… как будто в училище рапортует», — подумал Бессонов и перебил не
без усмешки:
— Что значит оэр… и как дальше?
— Эсбэ, — договорил младший лейтенант. — Отдельный ремонтно-строительный
батальон… Шесть машин временно приданы артснабжению!
— Ну и ну, оэрэсбэ… не произнесешь, — сказал Бессонов. — Язык узлом завяжешь…
— И спросил: — Есть надежда через пять минут починить машину?
— Н-нет, товарищ генерал…
Бессонов не дослушал:
— Пять минут на разгрузку снарядов — и очистить мост. Сбросить с проезжей части
машину, если не успеете! Ни секунды промедления!
Младший лейтенант стоял, застыв, странно торчало его оттопыренное шапкой ухо.
— Товарищ генерал! Товарищ командующий! — взвился в стороне танков дикий