Page 30 - Горячий снег

было, в тылу, не знал, что вся армия, и, следовательно, их дивизия, в состав которой входили
артполк и его батарея, его взвод, форсированно двигались в одном направлении — на юго-
запад, навстречу начавшим наступление немецким танковым дивизиям с целью
деблокировать окруженную в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса. Он не
знал и того, что его собственная судьба и судьба всех, кто был рядом с ним, — тех, кому
суждено было умереть, и тех, кому предстояло жить, — теперь стала общей судьбой
независимо от того, что ждало каждого…
— Приготовиться к движению! Командиры взводов, к командиру батареи!
В сгустившихся сумерках без особой охоты, с вялой неповоротливостью подымались
солдаты. Отовсюду доносился кашель, кряхтенье, порой ругань. Расчеты, недовольно вставая
к орудиям, разбирали положенные на станины винтовки и карабины, поминая Богом кухню и
старшину. А ездовые зло снимали торбы с морд жующих лошадей, локтями замахиваясь на
них: «Но, дармоеды, все бы вам жрать!» Впереди начали постреливать выхлопами, загудели
моторы — по улице медленно вытягивались для движения гаубичные батареи.
Лейтенант Дроздовский в группе разведчиков и связистов стоял на середине дороги,
вблизи потушенного костра, чадящего по ногам белым дымом. Когда подошел Кузнецов, он
светил карманным фонариком на карту под целлулоидом планшетки, которую держал в
руках огромный старшина Голованов; тоном, не терпящим возражений, Дроздовский
говорил:
— Вопросы излишни. Конечный пункт маршрута неизвестен. Направление вот по этой
дороге, на юго-запад. Вы со взводом впереди батареи. Батарея по-прежнему двигается в
арьергарде полка.
— Ясно-понятно, — утробно пророкотал Голованов и в окружении разведчиков и
связистов пошел по дороге вперед, мимо темнеющих повозок.
— Лейтенант Кузнецов? — Дроздовский приподнял фонарик. От его жестковатого
света стало больно глазам. Слегка отстраняясь, Кузнецов сказал:
— Можно без освещения? Я и так вижу. Что нового, комбат?
— Во взводе все в порядке? Отставших нет? Больных нет? Готовы к движению?
Дроздовский задавал вопросы механически, думая, видно, о другом, и Кузнецова вдруг
обозлило это.
— Люди не успели отдохнуть. Хотел бы спросить: где кухня, комбат? Почему отстал
старшина? Ведь все голодные как черти? А к движению готовы, что спрашивать? Никто не
заболел, не отстал. Дезертиров тоже нет…
— Что это за доклад, Кузнецов? — оборвал Дроздовский. — Недовольны? Может быть,
будем сидеть сложа ручки и ждать жратву? Вы кто: командир взвода или какой-нибудь
ездовой?
— Насколько мне известно, я командир взвода.
— Незаметно! Плететесь на поводу у всяких Ухановых!.. Что это у вас за настроение?
Немедленно во взвод! — ледяным тоном приказал Дроздовский. — И готовьте личный
состав не к мыслям о жратве, а к бою! Вы меня, лейтенант Кузнецов, удивляете! То люди у
вас отстают, то лошади ноги ломают… Не знаю, как мы воевать вместе будем!
— Вы меня тоже удивляете, комбат! Можно разговаривать и иначе. Лучше пойму, —
ответил Кузнецов неприязненно и зашагал в потемки, наполненные гудением моторов,
ржанием лошадей.
— Лейтенант Кузнецов! — окликнул Дроздовский. — Назад!..
— Что еще?
Луч фонарика приблизился сзади, дымясь в морозном тумане, уперся в щеку
защекотавшим светом.
— Лейтенант Кузнецов!.. — Узкое лезвие света резануло по глазам; Дроздовский зашел
вперед, преградив путь, весь натянувшись струной. — Стой, я приказал!
— Убери фонарь, комбат, — тихо проговорил Кузнецов, чувствуя, что может
произойти между ними в эту минуту, но именно сейчас каждое слово Дроздовского, его