Page 109 - Петербурские повести

– Конечно с тем, чтобы видеть Пеппе, не правда ли, князь? С тем, чтобы видеть Пеппе,
не так ли, князь? Чтобы увидеть Пеппе?
– Какой Пеппе, какой Пеппе! продолжала с жестом обеими руками сьора Сусанна. –
Князь стал бы думать теперь о Пеппе! Теперь время карнавала, князь поедет вместе с своей
куджиной, маркезой Монтелли, поедет с друзьями в карете бросать цветы, поедет за город
far allegria. Какой Пеппе! Какой Пеппе!
Князь изумился таким подробностям о своем препровождении времени; но изумляться
ему было нечего, потому что сьора Сусанна знала всё.
– Нет, мои любезные синиоры, сказал князь: мне, точно, нужно видеть Пеппе.
На это дала ответ князю уже синиора Грация, которая давно высунулась из окошка
второго этажа и слушала. Ответ дала она, слегка пощелкав языком и покрутив пальцем –
обыкновенный отрицательный знак у римлянок – и потом прибавила: нет дома.
– Но, может быть, вы знаете, где он, куда ушел?
– Э! куды ушел! повторила сьора Грация, приклонив голову к плечу. – Статься может, в
остерии, на площади, у фонтана; верно, кто-нибудь позвал его, куда-нибудь ушел, chi lo sa
(кто его знает)!
– Если хочет принчипе что-нибудь сказать ему, подхватила из супротивного окна
Барбаручья, надевая в то же время серьгу в свое ухо: пусть скажет мне, я ему передам.
– Ну нет, подумал князь и поблагодарил за такую готовность. В это время выглянул из
перекрестного переулка огромный запачканный нос и, как большой топор, повиснул над
показавшимися вслед за ним губами и всем лицом. Это был сам Пеппе.
– Вот Пеппе! вскрикнула сьора Сусанна.
– Вот идет Пеппе, sior principe, 24 вскрикнула живо из своего окна синиора Грация.
– Идет, идет Пеппе! зазвенела из самого угла улицы сьора Чечилия.
– Принчипе, принчипе! вон Пеппе, вон Пеппе (ессо Рерре, ессо Рерре)! кричали на
улице ребятишки.
– Вижу, вижу – сказал князь, оглушенный таким живым криком.
– Вот я, eccelenza, 25 вот! сказал Пеппе, снимая шапку. Он, как видно, уже успел
попробовать карнавала. Его откуда-нибудь сбоку хватило сильно мукою. Весь бок и спина
были у него выбелены совершенно, шляпа изломана, и всё лицо было убито белыми
гвоздями. Пеппе уже был замечателен потому, что всю жизнь свою остался с
уменьшительным именем своим Пеппе. До Джьузеппе он никак не добрался, хотя и поседел.
Он происходил даже из хорошей фамилии, из богатого дома негоцианта, но последний
домишка был у него оттяган тяжбой. Еще отец его, человек тоже в роде самого Пеппе, хотя и
назывался sior Джиованни, проел последнее имущество, и он мыкал теперь свою жизнь
подобно многим, то есть как приходилось: то вдруг определялся слугой у какого-нибудь
иностранца, то был на посылках у адвоката, то являлся убирателем студии какого-нибудь
художника, то сторожем виноградника или виллы, и по мере того изменялся на нем
беспрестанно костюм. Иногда Пеппе попадался на улице в круглой шляпе и широком
сюртуке, иногда в узеньком кафтане, лопнувшем в двух или трех местах, с такими узенькими
рукавами, что длинные руки его выглядывали оттуда как метлы, иногда на ноге его являлся
поповский чулок и башмак, иногда он показывался в таком костюме, что уж и разобрать
было трудно, тем более, что всё это было надето вовсе не так. как следует: иной раз просто
можно было подумать, что он надел на ноги вместо панталон куртку, собравши и завязавши
ее кое-как сзади. Он был самый радушный исполнитель всех возможных поручений, часто
вовсе безъинтересно: тащил продавать всякую ветошь, которую поручали дамы его улицы,
пергаментные книги разорившегося аббата или антиквария, картину художника; заходил по

24 Князь. (итал.).

25 Сиятельство. (итал.).