Page 108 - Петербурские повести

изумленьем, что за улица, им никогда не виданная. Тут раздается звонко лепет римлянок: со
всех сторон, изо всех окон несутся речи и переговоры. Тут всё откровенно, и проходящий
может совершенно знать все домашние тайны; даже мать с дочерью разговаривают не иначе
между собою, как высунув обе свои головы на улицу; тут мужчин незаметно вовсе. Едва
только блеснет утро, уже открывает окно и высовывается сьора Сусанна, потом из другого
окна выказывается сьора Грация, надевая юбку. Потом открывает окно сьора Нанна. Потом
вылезает сьора Лучия, расчесывая гребнем косу; наконец, сьора Чечилия высовывает руку из
окна, чтобы достать белье на протянутой веревке, которое тут же и наказывается за то, что
долго не дало достать себя, наказывается скомканьем, киданьем на пол и словами: che
bestia! 23 Тут всё живо, всё кипит: летит из окна башмак с ноги в шалуна сына или в козла,
который подошел к корзинке, где поставлен годовой ребенок, принялся его нюхать и
наклоня голову, готовился ему объяснить, чтó такое значат рога. Тут ничего не было
неизвестного: всё известно. Синиоры всё знали, чтó ни есть: какой сьора Джюдита
купила платок, у кого будет рыба за обедом, кто любовник у Барбаручьи, какой капуцин
лучше исповедует. Изредка только вставляет свое слово муж, стоящий обыкновенно на
улице, облокотясь у стены, с коротенькою трубкою в зубах, почитавший необходимостью,
услыша о капуцине, прибавить короткую фразу: “все мошенники”, после чего продолжал
снова пускать под нос себе дым. Сюда не заезжала никакая карета, кроме разве только одной
двухколесной трясучки, запряженной мулом, привезшим хлебнику муку, и сонного осла,
едва дотащившего перекидную корзину с броколями, несмотря на все понуканья мальчишек,
угобжающих каменьями его нещекотливые бока. Тут нет никаких магазинов, кроме
лавчонки, где продавался хлеб и веревки, с стеклянными бутылями, да темного узенького
кафе, находившегося в самом углу улицы, откуда виден был беспрестанно выходивший
боттега, разносивший синиорам кофей или шеколад на козьем молоке, в жестяных
маленьких кофейничках, известный под именем: Авроры. Домы тут принадлежали двум,
трем, а иногда и четырем владельцам, из которых один имеет только пожизненное право,
другой владеет одним этажем и имеет право пользоваться с него доходом только два года,
после чего, вследствие завещания, этаж должен был перейти от него к padre Vicenzo на 10
лет, у которого, однакоже, хочет оттягать его какой-то родственник прежней фамилии,
живущий во Фраскати и уже заблаговременно затеявший процесс. Были и такие владельцы,
которые владели одним окном в одном доме, да другими двумя в другом доме, да пополам с
братом пользовались доходами с окна, за которое, впрочем, вовсе не платил неисправный
жилец – словом, предмет неистощимый тяжб и продовольствия адвокатов и куриалов,
наполняющих Рим. Дамы, о которых только что было упомянуто, все, как первоклассные,
честимые полными именами, так и второстепенные, называвшиеся уменьшительными
именами, все Тетты, Тутты, Нанны, большею частию ничем не занимались; они были
супруги: адвоката, мелкого чиновника, мелкого торгаша, носильщика, факина, а чаще всего
незанятого гражданина, умевшего только красиво драпироваться не весьма надежным
плащем.
Многие из синиор служили моделями для живописцев. Тут были всех родов модели.
Когда бывали деньги, они проводили весело время в остерии с мужьями и целой компанией,
не было денег – не были скучны и глядели в окно. Теперь улица была тише обыкновенного,
потому что некоторые отправились в народную толпу на Корсо. Князь подошел к ветхой
двери одного домишка, которая вся была выверчена дырами, так что сам хозяин долго тыкал
в них ключем, покамест попадал в настоящую. Уже готов он был взяться за кольцо, как
вдруг услышал слова: “Сиор прин-чипе хочет видеть Пеппе?” Он поднял голову вверх: из
третьего этажа глядела, высунувшись, сьора Тутта.
– Экая крикунья, сказала из супротивного окна сьора Сусанна: – Принчипе, может
быть, совсем пришел не с тем, чтоб видеть Пеппе.

23 Какое животное! (итал.).