Page 6 - Пиковая дама

милость, – пожалуй, сделаться её любовником, но на это требуется время – а ей восемьдесят
семь лет, – она может умереть через неделю, —да через два дня!.. Да и самый анекдот?..
Можно ли ему верить?.. Нет! расчёт, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты,
вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!»
Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга,
переддомом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за
другою катились к освещенному подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная
нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта, то полосатый чулок и дипломатический
башмак. Шубы и плащи мелькали мимо величественного швейцара. Германн остановился.
– Чей это дом? – спросил он у углового будочника.
– Графини ***, – отвечал будочник.
Германн затрепетал. Удивительный анекдот снова представился его воображению. Он
стал ходить около дома, думая об его хозяйке и о чудной её способности. Поздно воротился
он в смиренный свой уголок; долго не мог заснуть, и, когда сон им овладел, ему
пригрезились карты, зелёный стол, кипы ассигнаций и груды червонцев. Он ставил карту за
картой, гнул углы решительно, выигрывал беспрестанно, и загребал к себе золото, и клал
ассигнации в карман. Проснувшись уже поздно, он вздохнул о потере своего
фантастического богатства, пошёл опять бродить по городу и опять очутился переддомом
графини ***. Неведомая сила, казалось, привлекала его к нему. Он остановился и стал
смотреть на окна. В одном увидел он черноволосую головку, наклоненную, вероятно, над
книгой или над работой. Головка проподнялась. Германн увидел личико и чёрные глаза. Эта
минута решила его участь.

III

Vous m'ecrivez, mon ange, des lettres de quatre pages plus vite que je
ne puis les lire.
Переписка.

Только Лизавета Ивановна успела снять капот и шляпу, как уже графиня послала за
нею и велела опять подавать карету. Они пошли садиться. В то самое время, как два лакея
приподняли старуху и просунули в дверцы, Лизавета Ивановна у самого колеса увидела
своего инженера; он схватил ее руку; она не могла опомниться от испугу, молодой человек
исчез: письмо осталось в её руке. Она спрятала его за перчатку и во всю дорогу ничего не
слыхала и не видала. Графиня имела обыкновение поминутно делать в карете вопросы: кто
это с нами встретился? – как зовут этот мост? – что там написано на вывеске? Лизавета
Ивановна на сей раз отвечала наобум и невпопад и рассердила графиню.
– Что с тобою сделалось, мать моя! Столбняк на тебя нашёл, что ли? Ты меня или не
слышишь или не понимаешь?.. Слава Богу, я не картавлю и из ума ещё не выжила!
Лизавета Ивановна её не слушала. Возвратясь домой, она побежала в свою комнату,
вынула из-за перчатки письмо: оно было не запечатано. Лизавета Ивановна его прочитала.
Письмо содержало в себе признание в любви: оно было нежно, почтительно и слово в слово
взято из немецкого романа. Но Лизавета Ивановна по-немецки не умела и была очень им
довольна.
Однако принятое ею письмо беспокоило её чрезвычайно. Впервые входила она в
тайные, тесные сношения с молодым мужчиною. Его дерзость ужасала её. Она упрекала себя
в неосторожном поведении и не знала, что делать: перестать ли сидеть у окошка и
невниманием охладить в молодом офицере охоту к дальнейшим преследованиям? – отослать
ли ему письмо?
– отвечать ли холодно и решительно? Ей не с кем было посоветоваться, у ней не было
ни подруги, ни наставницы. Лизавета Ивановна решилась отвечать.
Она села за письменный столик, взяла перо, бумагу – и задумалась. Несколько раз