Page 37 - Ранние журавли
P. 37
предназначено только ему и что никто другой не сможет быть так счастлив, как он. И,
однако, очень хотелось рассказать ребятам о сегодняшней встрече, показать им подаренный
ему платочек…
Работалось как никогда хорошо. Ребята чистили лошадей после водопоя, носили в
ведрах овес, закладывали в кормушки сено. Он сразу включился в дело. Быстро прошелся
скребком по упругим, налитым силой спинам и бокам своих коней, побежал за овсом. И все
время чувствовал платочек в нагрудном кармане перешитой солдатской гимнастерки. Будто
там горел незримый огонек. И от этого ему было радостно и тревожно. Радостно оттого, что
откликнулась Мырзагуль на его любовь, и тревожно, потому что было началом
неведомого…
Потом он побежал за сеном к люцерновой скирде за конюшней. Здесь было тихо,
солнечно, сильно пахло сухими травами. Ему очень захотелось еще раз посмотреть на свой
платочек. Достал из кармана и стал разглядывать его, улавливая среди травяных запахов
особый запах платочка, вроде бы хорошим мылом пахло. Однажды в школе он почувствовал,
как пахнут ее волосы. И теперь вспомнил, это был ее запах. Так он стоял наедине с
платочком, и вдруг кто-то выхватил его. Оглянулся — Анатай!
— А-а, ты уже платочки получаешь от нее!
Султанмурат густо покраснел:
— Дай сюда!
— А ты не спеши. Сперва погляжу.
— А я тебе говорю, дай сюда!
— Да не кричи ты, отдам. Нужен очень!
— Отдай немедленно!
— А ты посильней кричи! Кричи, что у тебя дареный платочек отобрали! — И сунул
его в карман.
Что произошло дальше, Султанмурат уже не помнил. Только мелькнуло перед ним
искаженное злобой и испугом лицо Анатая, затем он со всей силы нанес еще удар, а потом
отлетел в сторону от резкого толчка в живот. Перегнулся, падая, но тут же вскочил на ноги и
рванулся из-за скирды к подлому Анатаю с еще большей ненавистью и яростью. Прибежали
ребята. Заметались. Втроем стали разнимать их. Просили, умоляли, повисали у них на руках,
но те снова и снова кидались друг на друга, сшибаясь в жаркой, безжалостной драке. «Отдай!
Отдай!» — только одно твердил Султанмурат, понимая, что исход может быть лишь один:
или умереть, или вернуть платочек. Анатай был кряжистый, сильный, действовал он
хладнокровно, но на стороне Султанмурата были справедливость и право. И он безоглядно
нападал, хотя часто оказывался сбитым с ног. В последний раз он упал на вилы, валявшиеся
подле скирды. И тут руки сами схватились за них. Он вскочил с вилами наперевес. Ребята
закричали, отбегая по сторонам:
— Стой!
— Остановись!
— Опомнись!
Анатай стоял перед ним, тяжело дыша, пригнувшись, озираясь, куда бы отскочить, но
бежать ему было некуда. С одной стороны скирда, с другой — стена конюшни. Именно в эти
минуты Султанмурат обрел твердость духа. Он понимал, что это крайность, но другого
выхода не было.
— Отдай, — сказал он Анатаю, — иначе будет плохо!
— Да на! На! — заторопился Анатай, пытаясь обратить все в шутку. — Тоже мне!
Пошутить нельзя! Дурак. — И он кинул ему платочек.
Султанмурат положил его в нагрудный карман. Страшная минута миновала. Ребята
облегченно вздохнули, загалдели, и только тогда почувствовал Султанмурат, как кружится
голова, как трясутся руки и ноги. Сплевывая кровь из разбитой губы, пошел как пьяный за
скирду, упал на сено и, лежа на спине, отдышался, пришел в себя…