Page 15 - Роковые яйца

бранные слова.
— Чай будете пить, Владимир Ипатьич? — робко осведомилась Марья Степановна,
заглянув в кабинет.
— Не буду я пить никакого чаю... мур-мур-мур, и черт их всех возьми... как взбесились
все равно.
Ровно через десять минут профессор принимал у себя в кабинете новых гостей. Один
из них, приятный, круглый и очень вежливый, был в скромном, защитном военном френче и
рейтузах. На носу у него сидело, как хрустальная бабочка, пенсне. Вообще он напоминал
ангела в лакированных сапогах. Второй, низенький, страшно мрачный, был в штатском, но
штатское на нем сидело так, словно оно его стесняло. Третий гость повел себя особенно, он
не вошел в кабинет профессора, а остался в полутемной передней. При этом освещенный и
пронизанный струями табачного дыма кабинет был ему насквозь виден. На лице этого
третьего, который был тоже в штатском, красовалось дымчатое пенсне.
Двое в кабинете совершенно замучили Персикова, рассматривая визитную карточку,
расспрашивая о пяти тысячах и заставляя описывать наружность гостя.
— Да черт его знает, — бубнил Персиков, — ну, противная физиономия. Дегенерат.
— А глаз у него не стеклянный? — спросил маленький хрипло.
— А черт его знает. Нет, впрочем, не стеклянный, бегают глаза.
— Рубинштейн? — вопросительно и тихо отнесся ангел к штатскому маленькому. Но
тот хмуро и отрицательно покачал головой.
— Рубинштейн не даст без расписки, ни в коем случае, — забурчал он, — это не
Рубинштейнова работа. Тут кто-то покрупнее.
История о калошах вызвала взрыв живейшего интереса со стороны гостей. Ангел
молвил в телефон домовой конторы только несколько слов: «Государственное политическое
управление сию минуту вызывает секретаря домкома Колесова в квартиру профессора
Персикова с калошами», — и Колесов тотчас, бледный, появился в кабинете, держа калоши в
руках.
— Васенька! — негромко окликнул ангел того, который сидел в передней. Тот вяло
поднялся и словно развинченный плелся в кабинет; дымчатые стекла совершенно поглотили
его глаза.
— Ну? — спросил он лаконически и сонно.
— Калоши.
Дымные глаза скользнули по калошам, и при этом Персикову почудилось, что из-под
стекол вбок, на одно мгновенье, сверкнули вовсе не сонные, а, наоборот, изумительно
колючие глаза. Но они моментально угасли.
— Ну, Васенька?
Тот, кого называли Васенькой, ответил вялым голосом:
— Ну, что тут ну. Пеленжковского калоши.
Немедленно фонд лишился подарка профессора Персикова. Калоши исчезли в газетной
бумаге. Крайне обрадовавшийся ангел во френче встал и начал жать руку профессору и даже
произнес маленький спич, содержание которого сводилось к следующему: это делает честь
профессору... профессор может быть спокоен... больше его никто не потревожит, ни в
институте, ни дома... меры будут приняты, камеры его в совершеннейшей безопасности...
— А нельзя ли, чтобы вы репортеров расстреляли? — спросил Персиков, глядя поверх
очков.
Этот вопрос развеселил чрезвычайно гостей. Не только хмурый маленький, но даже
9
дымчатый улыбнулся в передней. Ангел, искрясь и сияя, объяснил, что это невозможно .
— А что это за каналья у меня была?

9 Ангел, искрясь и сияя, объяснил, что это невозможно. — В первоначальном тексте: «Ангел, искрясь и
сияя, объяснил... что пока... гм... конечно, это было б хорошо... но, видите ли, все-таки пресса... хотя, впрочем,
такой проект уже назревает в Совете труда и обороны... честь имеем кланяться».