Page 25 - Похождения бравого солдата Швейка

вознамерился спать дальше.
Швейк между тем собрал части его туалета, принёс их к постели и, энергично
встряхнув швейцара, сказал:
— Если вы не оденетесь, то придётся вас выкинуть на улицу так, как вы есть. Вам
будет гораздо выгоднее вылететь отсюда одетым.
— Я хотел спать до восьми часов вечера, — проговорил озадаченный швейцар,
натягивая штаны. — Я плачу хозяйке за постель по две кроны в день и могу водить сюда
барышень из кафе… Маржена, вставай!
Надевая воротничок и завязывая галстук, он уже настолько пришёл в себя, что стал
уверять Швейка, будто ночное кафе «Мимоза» безусловно одно из самых приличных
заведений, куда имеют доступ только те дамы, у которых жёлтый билет в полном порядке, и
любезно приглашал Швейка заглянуть туда.
Однако его партнёрша осталась весьма недовольна Швейком и пустила в ход несколько
веских великосветских выражений, из которых самым приличным было: «Олух царя
небесного!»
После ухода непрошеных жильцов Швейк пошёл позвать пани Мюллерову, чтобы
вместе с нею навести порядок, но её и след простыл. Только на клочке бумаги, на котором
карандашом были выведены какие-то каракули, пани Мюллерова необычайно просто
выразила свои мысли, касающиеся несчастного случая со сдачей напрокат швейковской
постели швейцару из ночного кафе. На клочке было написано:
«Простите, сударь, я вас больше не увижу, потому что бросаюсь из окна».
— Врёт! — сказал Швейк и стал ждать.
Через полчаса в кухню вползла несчастная пани Мюллерова, и по удручённому
выражению её лица было видно, что она ждёт от Швейка слов утешения.
— Если хотите броситься из окна, — сказал Швейк, — так идите в комнату, окно я
открыл. Прыгать из кухни я бы вам не советовал, потому что вы упадёте в сад прямо на розы,
поломаете все кусты, и за это вам же придётся платить. А из того окна вы прекрасно слетите
на тротуар и, если повезёт, сломаете себе шею. Если же не повезёт, то вы переломаете себе
только рёбра, руки и ноги и вам придётся платить за лечение в больнице.
Пани Мюллерова заплакала, тихо пошла в комнату Швейка… закрыла окно и,
вернувшись, сказала:
— Дует, а при вашем ревматизме это нехорошо, сударь.
Затем, постелив постель и с необычайной старательностью приведя всё в порядок, она,
всё ещё заплаканная, вошла в кухню и доложила Швейку:
— Те два щеночка, сударь, что были у вас на дворе, подохли, а сенбернар сбежал во
время обыска.
— Чёрт возьми! — воскликнул Швейк. — Он может влипнуть в историю! Теперь,
наверное, его будет выслеживать полиция.
— Он укусил одного из господ полицейских комиссаров, — продолжала пани
Мюллерова, — когда тот во время обыска вытаскивал его из-под кровати. Один из этих
господ сказал, что под кроватью кто-то есть, и сенбернару именем закона приказано было
вылезать, но тот и не подумал, и тогда его вытащили. Сенбернар хотел их всех сожрать, а
потом вылетел в дверь и больше не вернулся. Мне тоже учинили допрос, спрашивали, кто к
нам ходит, не получаем ли денег из-за границы, а потом стали намекать, что я дура, когда я
им сказала, что деньги из-за границы поступают только изредка, последний раз от господина
управляющего из Брно — помните, шестьдесят крон задатка за ангорскую кошку, вы о ней
дали объявление в газету «Национальная политика», а вместо неё послали в Брно в ящике из-
под фиников слепого щеночка фокстерьера. Потом они говорили со мной очень ласково и
порекомендовали в жильцы, чтобы мне одной боязно не было, этого швейцара из ночного
кафе, которого вы выбросили.
— Уж и натерпелся я от этой полиции, пани Мюллерова! — вздохнул Швейк. — Вот
скоро увидите, сколько их сюда придёт за собаками.