Page 26 - Похождения бравого солдата Швейка

Не знаю, расшифровали ли те, кто после переворота просматривал полицейский архив,
статьи расхода секретного фонда государственной полиции, где значилось: СБ — 40 к.; ФТ
— 50 к.; Л — 80 к. и так далее, но они, безусловно, ошибались, если думали, что СБ, ФТ и Л
— это инициалы неких лиц, которые за 40, 50, 80 и т. д. крон продавали чешский народ
чёрно-жёлтому орлу.
В действительности же СБ означает сенбернара, ФТ — фокстерьера, а Л — леонберга.
Всех этих собак Бретшнейдер привёл от Швейка в полицейское управление.
Это были гадкие страшилища, не имевшие абсолютно ничего общего ни с одной из
чистокровных собак, за которых Швейк выдавал их Бретшнейдеру. Сенбернар был помесь
нечистокровного пуделя с дворняжкой; фокстерьер, с ушами таксы, был величиной с
волкодава, а ноги у него были выгнуты, словно он болел рахитом; леонберг своей мохнатой
мордой напоминал овчарку, у него был обрубленный хвост, рост таксы и голый зад, как у
павиана.
Сам сыщик Калоус заходил к Швейку купить собаку… и вернулся с настоящим
уродом, напоминающим пятнистую гиену, хотя у него и была грива шотландской овчарки. А
в статье секретного фонда с тех пор прибавилась новая пометка: Д — 90 к. Этот урод должен
был изображать дога. Но даже Калоусу не удалось ничего выведать у Швейка. Он добился
того же, что и Бретшнейдер. Самые тонкие политические разговоры Швейк переводил на
лечение собачьей чумы у щенят, а наихитрейшие его трюки кончались тем, что Бретшнейдер
увозил с собой от Швейка ещё одно чудовище, самого невероятного ублюдка.
Этим кончил знаменитый сыщик Бретшнейдер. Когда у него в квартире появилось семь
подобных страшилищ, он заперся с ними в задней комнате и не давал ничего жрать до тех
пор, пока псы не сожрали его самого. Он был так честен, что избавил казну от расходов по
похоронам.
В полицейском управлении в его послужной список, в графу «Повышения по службе»,
были занесены следующие полные трагизма слова: «Сожран собственными псами».
Узнав позднее об этом трагическом происшествии, Швейк сказал:
— Трудно сказать, удастся ли собрать его кости, когда ему придётся предстать на
Страшном суде.

Глава VII
ШВЕЙК ИДЁТ НА ВОИНУ

В то время, когда галицийские леса, простирающиеся вдоль реки Раб, видели бегущие
через эту реку австрийские войска, в то время, когда на юге, в Сербии, австрийским
дивизиям, одной за другой, всыпали по первое число (что они уже давно заслужили),
австрийское военное министерство вспомнило о Швейке, надеясь, что он поможет монархии
расхлёбывать кашу.
Швейк, когда ему принесли повестку о том, что через неделю он должен явиться на
Стршелецкий остров для медицинского освидетельствования, лежал в постели: у него опять
начался приступ ревматизма. Пани Мюллерова варила ему на кухне кофе.
— Пани Мюллерова, — послышался из соседней комнаты тихий голос Швейка, —
пани Мюллерова, подойдите ко мне на минуточку.
Служанка подошла к постели, и Швейк тем же тихим голосом произнёс:
— Присядьте, пани Мюллерова.
Его голос звучал таинственно и торжественно. Когда пани Мюллерова села, Швейк,
приподнявшись на постели, провозгласил:
— Я иду на войну.
— Матерь божья! — воскликнула пани Мюллерова. — Что вы там будете делать?
— Сражаться, — гробовым голосом ответил Швейк. — У Австрии дела очень плохи.
Сверху лезут на Краков, а снизу — на Венгрию. Всыпали нам и в хвост и в гриву, куда ни
погляди. Ввиду всего этого меня призывают на войну. Ещё вчера я читал вам в газете, что