Page 3 - Похождения бравого солдата Швейка

оставьте у привратницы.
В трактире «У чаши» сидел только один посетитель. Это был агент тайной полиции
Бретшнейдер. Трактирщик Паливец мыл посуду, и Бретшнейдер тщетно пытался завязать с
ним серьёзный разговор.
Паливец слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него было «задница» или
«дерьмо». Но он был весьма начитан и каждому советовал прочесть, что о последнем
предмете написал Виктор Гюго, рассказывая о том, как ответила англичанам старая
наполеоновская гвардия в битве при Ватерлоо.
— Хорошее лето стоит, — завязывал Бретшнейдер серьёзный разговор.
— А всему этому цена — дерьмо! — ответил Паливец, убирая посуду в шкаф.
— Ну и наделали нам в Сараеве делов! — со слабой надеждой промолвил
Бретшнейдер.
— В каком «Сараеве»? — спросил Паливец. — В нусельском трактире, что ли? Там
драки каждый день. Известное дело — Нусле!
— В боснийском Сараеве, уважаемый пан трактирщик. Там застрелили эрцгерцога
Фердинанда. Что вы на это скажете?
— Я в такие дела не лезу. Ну их всех в задницу с такими делами! — вежливо ответил
пан Паливец, закуривая трубку. — Нынче вмешиваться в такие дела — того и гляди
сломаешь себе шею. Я трактирщик. Ко мне приходят, требуют пива, я наливаю. А какое-то
Сараево, политика или там покойный эрцгерцог — нас это не касается. Не про нас это
писано. Это Панкрацем пахнет.
Бретшнейдер умолк и разочарованно оглядел пустой трактир.
— А когда-то здесь висел портрет государя императора, — помолчав, опять заговорил
он. — Как раз на том месте, где теперь зеркало.
— Вы справедливо изволили заметить, — ответил пан Паливец, — висел когда-то. Да
только гадили на него мухи, так я убрал его на чердак. Знаете, ещё позволит себе кто-нибудь
на этот счёт замечание, и посыплются неприятности. На кой чёрт мне это надо?
— В этом Сараеве, должно быть, скверное дело было? Как вы полагаете, уважаемый?..
На этот прямо поставленный коварный вопрос пан Паливец ответил чрезвычайно
осторожно:
— Да, в это время в Боснии и Герцеговине страшная жара. Когда я там служил, мы
нашему обер-лейтенанту то и дело лёд к голове прикладывали.
— В каком полку вы служили, уважаемый?
— Я таких пустяков не помню, никогда не интересовался подобной мерзостью, —
ответил пан Паливец. — На этот счёт я не любопытен. Излишнее любопытство вредит.
Тайный агент Бретшнейдер окончательно умолк, и его нахмуренное лицо повеселело
только с приходом Швейка, который, войдя в трактир, заказал себе чёрного пива, заметив
при этом:
— В Вене сегодня тоже траур.
Глаза Бретшнейдера загорелись надеждой, и он быстро проговорил:
— В Конопиште вывешено десять чёрных флагов.
— Нет, их должно быть двенадцать, — сказал Швейк, отпив из кружки.
— Почему вы думаете, что двенадцать? — спросил Бретшнейдер.
— Для ровного счёта — дюжина. Так считать легче, да на дюжину и дешевле
выходит, — ответил Швейк.
Воцарилась тишина, которую нарушил сам Швейк, вздохнув:
— Так, значит, приказал долго жить, царство ему небесное! Не дождался даже, пока
будет императором. Когда я служил на военной службе, один генерал упал с лошади и
расшибся. Хотели ему помочь, посадить на коня, посмотрели, а он уже готов — мёртвый. А
ведь метил в фельдмаршалы. На смотру это с ним случилось. Эти смотры никогда до добра
не доводят. В Сараеве небось тоже был какой-нибудь смотр. Помню, как-то на смотру у меня
на мундире не хватило двадцати пуговиц, и за это меня посадили на четырнадцать дней в