Page 78 - Сказки об Италии

вызвали к жизни и — гордятся ею.
Христос — тоже веселый, в одной руке он держит орудие казни своей, всё в цветах,
быстро размахивая другою, он что-то говорит, Иоанн — смеется, закинув кудрявую голову,
юный, безбородый, красивый, как Дионис.
Толпа вылилась на площадь потоком масла и как-то сразу образовала круг, и вот эта
женщина — черная, как облачная ночь, — вдруг вся, как бы поднявшись на воздух, поплыла
ко Христу, а подойдя почти вплоть к нему, остановилась, сбросила капюшон с головы, и
облаком опустился плащ к ногам ее.
Тогда, в веселом и гордом трепете огней, из-под капюшона поднялась и засверкала
золотом пышных волос светозарная голова мадонны, а из-под плаща ее и еще откуда-то из
рук людей, ближайших к матери бога, всплескивая крыльями, взлетели в темный воздух
десятки белых голубей, и на минуту показалось, что эта женщина в белом, сверкающем
серебром платье и в цветах, и белый, точно прозрачный Христос, и голубой Иоанн — все
трое они, такие удивительные, нездешние, поплыли к небу в живом трепете белых крыльев
голубиных, точно в сонме херувимов.
— Gloria, madonna, gloria! 10 — тысячью грудей грянула черная толпа, и — мир
изменился: всюду в окнах вспыхнули огни, в воздухе простерлись руки с факелами в них,
всюду летели золотые искры, горело зеленое, красное, фиолетовое, плавали голуби над
головами людей, все лица смотрели вверх, радостно крича:
— Слава, мадонна, слава!
Колебались в отблесках огней стены домов, изо всех окон смотрели головы детей,
женщин, девушек — яркие пятна праздничных одежд расцвели, как огромные цветы, а
мадонна, облитая серебром, как будто горела и таяла, стоя между Иоанном и Христом, — у
нее большое розовое и белое лицо, с огромными глазами, мелко завитые, золотые волосы на
голове, точно корона, двумя пышными потоками они падают на плечи ее. Христос смеется,
звонко и весело, как и следует воскресшему, синеглазая мадонна, улыбаясь, качает головою,
а Иоанн взял факел и, размахивая им в воздухе, брызжет огнем, — он еще совсем мальчик и,
видимо, очень любит шалости — такой тонкий, остроглазый и ловкий, точно птица.
Они все трое смеются тем непобедимым смехом, который возможен только под
солнцем юга, на берегах веселого моря, и смеются люди, заглядывая в их лица, —
праздничные люди, которые изо всего умеют сделать красивое зрелище, а сами —
красивейшее.
Конечно — тут дети, они мечутся по земле около трех фигур, как белые птицы в
воздухе над ними, и кричат звонко, радостно, возбужденно:
— Gloria, madonna, gloria!
Старухи — молятся: смотрят на эту троицу, прекрасную, как сон, и, зная, что Христос
— столяр из улицы Пизакане, Иоанн — часовщик, а мадонна — просто Аннита Брагалья,
золотошвейка, — старухи очень хорошо знают всё это и — молятся, шепчут увядшими
губами хорошие слова благодарности мадонне за всё, за всё… и больше всего за то, что она
есть…
Где-то торжественно поют, и невольно вспоминаешь старую, знакомую песнь:

Смерти празднуем умерщвление…

Светает, в церквах веселый звон, колокола, торопливо захлебываясь, оповещают, что
воскрес Христос, бог весны; на площади музыканты сдвинулись в тесное кольцо — грянула
музыка, и, притопывая в такт ей, многие пошли к церквам, там тоже — органы гудят славу и
под куполом летают множество птиц, принесенных людьми, чтобы выпустить их в ту
минуту, когда густые голоса органа воспоют славу воскресшему богу весны.

10 Слава, мадонна, слава! (Итал.).