Page 31 - Собачье сердце

– Что-то вы меня, папаша, больно утесняете, – вдруг плаксиво выговорил человек.
Филипп Филиппович покраснел, очки сверкнули.
– Кто это тут вам папаша? Что это за фамильярности? Чтобы я больше не слышал этого
слова! Называть меня по имени и отчеству!
Дерзкое выражение загорелось в человеке.
– Да что вы всё… То не плевать. То не кури. Туда не ходи… Что уж это на самом деле?
Чисто как в трамвае. Что вы мне жить не даёте?! И насчёт «папаши» – это вы напрасно. Разве
я просил мне операцию делать? – человек возмущённо лаял. – Хорошенькое дело! Ухватили
животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения
на операцию не давал. А равно (человек завёл глаза к потолку как бы вспоминая некую
формулу), а равно и мои родные. Я иск, может, имею право предъявить.
Глаза Филиппа Филипповича сделались совершенно круглыми, сигара вывалилась из
рук. «Ну, тип», – пролетело у него в голове.
– Вы изволите быть недовольным, что вас превратили в человека? – Прищурившись
спросил он. – Вы, может быть, предпочитаете снова бегать по помойкам? Мёрзнуть в
подворотнях? Ну, если бы я знал…
– Да что вы всё попрекаете – помойка, помойка. Я свой кусок хлеба добывал. А если бы
я у вас помер под ножом? Вы что на это выразите, товарищ?
– Филипп Филиппович! – раздражённо воскликнул Филипп Филиппович, – я вам не
товарищ! Это чудовищно! «Кошмар, кошмар», – подумалось ему.
– Уж, конечно, как же… – иронически заговорил человек и победоносно отставил
ногу, – мы понимаем-с. Какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы в университетах не
обучались, в квартирах по 15 комнат с ванными не жили. Только теперь пора бы это
оставить. В настоящее время каждый имеет своё право…
Филипп Филиппович, бледнея, слушал рассуждения человека. Тот прервал речь и
демонстративно направился к пепельнице с изжёванной папиросой в руке. Походка у него
была развалистая. Он долго мял окурок в раковине с выражением, ясно говорящим: «На!
На!». Затушив папиросу, он на ходу вдруг лязгнул зубами и сунул нос под мышку.
– Пальцами блох ловить! Пальцами! – яростно крикнул Филипп Филиппович, – и я не
понимаю – откуда вы их берёте?
– Да что уж, развожу я их, что ли? – обиделся человек, – видно, блохи меня любят, –
тут он пальцами пошарил в подкладке под рукавом и выпустил в воздух клок рыжей лёгкой
ваты.
Филипп Филиппович обратил взор к гирляндам на потолке и забарабанил пальцами по
столу. Человек, казнив блоху, отошёл и сел на стул. Руки он при этом, опустив кисти,
развесил вдоль лацканов пиджака. Глаза его скосились к шашкам паркета. Он созерцал свои
башмаки и это доставляло ему большое удовольствие. Филипп Филиппович посмотрел туда,
где сияли резкие блики на тупых носках, глаза прижмурил и заговорил:
– Какое дело ещё вы мне хотели сообщить?
– Да что ж дело! Дело простое. Документ, Филипп Филиппович, мне надо.
Филиппа Филипповича несколько передёрнуло.
– Хм… Чёрт! Документ! Действительно… Кхм… А, может быть, это как-нибудь
можно… – Голос его звучал неуверенно и тоскливо.
– Помилуйте, – уверенно ответил человек, – как же так без документа? Это уж –
извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать. Во-
первых, домком…
– Причём тут домком?
– Как это при чём? Встречают, спрашивают – когда ж ты, говорят, многоуважаемый,
пропишешься?
– Ах, ты, господи, – уныло воскликнул Филипп Филиппович, – встречаются,
спрашивают… Воображаю, что вы им говорите. Ведь я же вам запрещал шляться по
лестницам.