Page 29 - Собачье сердце
P. 29

3  раза  и  оправдан:  в  первый  раз  благодаря  недостатку  улик,  второй  раз  происхождение
               спасло, в третий раз – условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия – игра на балалайке по
               трактирам.
                     Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти – удар
               ножом в сердце в пивной («стоп-сигнал», у Преображенской заставы).

                                                             * * *

                     Старик, не отрываясь, сидит над климовской болезнью. Не понимаю в чём дело. Бурчал
               что-то  насчёт  того,  что  вот  не  догадался  осмотреть  в  паталогоанатомическом  весь  труп
               Чугункина. В чём дело – не понимаю. Не всё ли равно чей гипофиз?
                     17  января.    Не  записывал  несколько  дней:  болел  инфлюэнцей.  За  это  время  облик
               окончательно сложился. а) совершенный человек по строению тела; б) вес около трех пудов;
               в)  рост  маленький;  г)  голова  маленькая;  д)  начал  курить;  е)  ест  человеческую  пищу;  ж)
               одевается самостоятельно; з) гладко ведёт разговор.

                                                             * * *

                     Вот так гипофиз (клякса).

                                                             * * *

                     Этим историю болезни заканчиваю. Перед нами новый организм; наблюдать его нужно
               сначала.
                     Приложение: стенограммы речи, записи фонографа, фотографические снимки.
                     Подпись: ассистент профессора Ф. Ф. Преображенского доктор Борменталь.

                                                          Глава 6

                     Был зимний вечер. Конец января. Предобеденное, предприёмное время. На притолоке у
               двери в приёмную висел  белый лист бумаги, на коем рукою Филиппа Филипповича было
               написано: «Семечки есть в квартире запрещаю». Ф. Преображенский. И синим карандашом
               крупными, как пирожные, буквами рукой Борменталя: «Игра на музыкальных инструментах
               от пяти часов дня до семи часов утра воспрещается». Затем рукой Зины: «Когда вернётесь,
               скажите  Филиппу  Филипповичу:  я  не  знаю  –  куда  он  ушёл.  Фёдор  говорил,  что  со
               Швондером».  Рукой  Преображенского:  «Сто  лет  буду  ждать  стекольщика?»  Рукой  Дарьи
               Петровны (печатно): «Зина ушла в магазин, сказала приведёт».
                     В столовой было совершенно по-вечернему, благодаря лампе под шёлковым абажуром.
               Свет из буфета падал перебитый пополам зеркальные стёкла были заклеены косым крестом
               от одной фасетки до другой. Филипп Филиппович, склонившись над столом, погрузился в
               развёрнутый громадный лист газеты.
                     Молнии коверкали его лицо и сквозь зубы сыпались оборванные, куцые, воркующие
               слова. Он читал заметку:
                     «…выражались  в  гнилом  буржуазном  обществе)  сын.  Вот  как  развлекается  наша
               псевдоучёная буржуазия. Семь комнат каждый умеет занимать до тех пор, пока блистающий
               меч правосудия не сверкнул над ним красным лучом. Шв…Р»
                     Очень настойчиво с залихватской ловкостью играли за двумя стенами на балалайке, и
               звуки  хитрой  вариации  «Светит  месяц»  смешивались  в  голове  Филиппа  Филипповича  со
               словами заметки в ненавистную кашу. Дочитав, он сухо плюнул через плечо и машинально
               запел сквозь зубы:
                     – Све-е-етит  месяц…  Све-е-етит  месяц…  Светит  месяц…  Тьфу,  прицепилась,  вот
               окаянная мелодия!
   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34