Page 40 - Собачье сердце

– За кран и за кота, – рявкнул вдруг Филипп Филиппович, выходя из состояния
иронического спокойствия.
– Филипп Филиппович, – тревожно воскликнул Борменталь.
– Погодите. За безобразие, которое вы учинили и благодаря которому сорвали приём.
Это же нестерпимо. Человек, как первобытный, прыгает по всей квартире, рвёт краны. Кто
убил кошку у мадам Поласухер? Кто…
– Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице, – подлетел Борменталь.
– Вы стоите… – рычал Филипп Филиппович.
– Да она меня по морде хлопнула, – взвизгнул Шариков, – у меня не казённая морда!
– Потому что вы её за грудь ущипнули, – закричал Борменталь, опрокинув бокал, – вы
стоите…
– Вы стоите на самой низшей ступени развития, – перекричал Филипп Филиппович, –
вы ещё только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши
поступки чисто звериные, и вы в присутствии двух людей с университетским образованием
позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать какие-то советы
космического масштаба и космической же глупости о том, как всё поделить… А в то же
время вы наглотались зубного порошку…
– Третьего дня, – подтвердил Борменталь.
– Ну вот-с, – гремел Филипп Филиппович, – зарубите себе на носу, кстати, почему вы
стёрли с него цинковую мазь? – Что вам нужно молчать и слушать, что вам говорят. Учиться
и стараться стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом социалистического общества.
Кстати, какой негодяй снабдил вас этой книжкой?
– Все у вас негодяи, – испуганно ответил Шариков, оглушённый нападением с двух
сторон.
– Я догадываюсь, – злобно краснея, воскликнул Филипп Филиппович.
– Ну, что же. Ну, Швондер дал. Он не негодяй… Что я развивался…
– Я вижу, как вы развиваетесь после Каутского, – визгливо и пожелтев, крикнул
Филипп Филиппович. Тут он яростно нажал на кнопку в стене. Сегодняшний случай
показывает это как нельзя лучше. Зина!
– Зина! – кричал Борменталь.
– Зина! – орал испуганный Шариков.
Зина прибежала бледная.
– Зина, там в приёмной… Она в приёмной?
– В приёмной, – покорно ответил Шариков, – зелёная, как купорос.
– Зелёная книжка…
– Ну, сейчас палить, – отчаянно воскликнул Шариков, – она казённая, из библиотеки!
– Переписка – называется, как его… Энгельса с этим чёртом… В печку её!
Зина улетела.
– Я бы этого Швондера повесил, честное слово, на первом суку, – воскликнул Филипп
Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, – сидит изумительная дрянь в доме – как
нарыв. Мало того, что он пишет всякие бессмысленные пасквили в газетах…
Шариков злобно и иронически начал коситься на профессора. Филипп Филиппович в
свою очередь отправил ему косой взгляд и умолк.
«Ох, ничего доброго у нас, кажется, не выйдет в квартире», – вдруг пророчески
подумал Борменталь.
Зина унесла на круглом блюде рыжую с правого и румяную с левого бока бабу и
кофейник.
– Я не буду её есть, – сразу угрожающе-неприязненно заявил Шариков.
– Никто вас не приглашает. Держите себя прилично. Доктор, прошу вас.
В молчании закончился обед.
Шариков вытащил из кармана смятую папиросу и задымил. Откушав кофею, Филипп
Филиппович поглядел на часы, нажал на репетитор и они проиграли нежно восемь с