Page 44 - Собачье сердце

– Ей-богу, Филипп Фили…
– Так растрогали, так растрогали… Спасибо вам, – говорил Филипп Филиппович, –
голубчик, я иногда на вас ору на операциях. Уж простите стариковскую вспыльчивость. В
сущности ведь я так одинок… «От Севильи до Гренады…»
– Филипп Филиппович, не стыдно ли вам?.. – искренно воскликнул пламенны
Борменталь, – если вы не хотите меня обижать, не говорите мне больше таким образом…
– Ну, спасибо вам… «К берегам священным Нила…» Спасибо… И я вас полюбил как
способного врача.
– Филипп Филиппович, я вам говорю!.. – страстно воскликнул Борменталь, сорвался с
места, плотнее прикрыл дверь, ведущую в коридор и, вернувшись, продолжал шёпотом, –
ведь это – единственный исход. Я не смею вам, конечно, давать советы, но, Филипп
Филиппович, посмотрите на себя, вы совершенно замучились, ведь так нельзя же больше
работать!
– Абсолютно невозможно, – вздохнув, подтвердил Филипп Филиппович.
– Ну, вот, это же немыслимо, – шептал Борменталь, – в прошлый раз вы говорили, что
боитесь за меня, если бы вы знали, дорогой профессор, как вы меня этим тронули. Но ведь я
же не мальчик и сам соображаю, насколько это может получиться ужасная шутка. Но по
моему глубокому убеждению, другого выхода нет.
Филипп Филиппович встал, замахал на него руками и воскликнул:
– И не соблазняйте, даже и не говорите, – профессор заходил по комнате, закачав
дымные волны, – и слушать не буду. Понимаете, что получиться, если нас накроют. Нам ведь
с вами на «принимая во внимание происхождение» – отъехать не придётся, невзирая на нашу
первую судимость. Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой?
– Какой там чёрт! Отец был судебным следователем в Вильно, – горестно ответил
Борменталь, допивая коньяк.
– Ну вот-с, не угодно ли. Ведь это же дурная наследственность.
Пакостнее и представить себе ничего нельзя. Впрочем, виноват, у меня ещё хуже. Отец
– кафедральный протоиерей. Мерси. «От Севильи до Гренады… В тихом сумраке ночей…»
Вот, чёрт её возьми.
– Филипп Филиппович, вы – величина мирового значения, и из-за какого-то извините
за выражение, сукиного сына… Да разве они могут вас тронуть, помилуйте!
– Тем более, не пойду на это, – задумчиво возразил Филипп Филиппович,
останавливаясь и озираясь на стеклянный шкаф.
– Да почему?
– Потому что вы-то ведь не величина мирового значения.
– Где уж…
– Ну вот-с. А бросать коллегу в случае катастрофы, самому же выскочить на мировом
значении, простите… Я – московский студент, а не Шариков.
Филипп Филиппович горделиво поднял плечи и сделался похож на французского
древнего короля.
– Филипп Филиппович, эх… – горестно воскликнул Борменталь, – значит, что же?
Теперь вы будете ждать, пока удастся из этого хулигана сделать человека?
Филипп Филиппович жестом руки остановил его, налил себе коньяку, хлебнул, пососал
лимон и заговорил:
– Иван Арнольдович, как по-вашему, я понимаю что-либо в анатомии и физиологии, ну
скажем, человеческого мозгового аппарата? Как ваше мнение?
– Филипп Филиппович, что вы спрашиваете! – с большим чувством ответил
Борменталь и развёл руками.
– Ну, хорошо. Без ложной скромности. Я тоже полагаю, что в этом я не самый
последний человек в Москве.
– А я полагаю, что вы – первый не только в Москве, а и в Лондоне и в Оксфорде! –
яростно перебил Борменталь.