Page 2 - Старуха Изергиль
P. 2

травы дает столько тени, сколько нужно человеку, чтоб укрыться в ней от солнца, жестоко
               жаркого там.
                     Вот какая щедрая земля в той стране!
                     Там жило могучее племя людей, они пасли стада и на охоту за зверями тратили свою
               силу и мужество, пировали после охоты, пели песни и играли с девушками.
                     Однажды, во время пира, одну из них, черноволосую и нежную, как ночь, унес орел,
               спустившись  с  неба.  Стрелы,  пущенные  в  него  мужчинами,  упали,  жалкие,  обратно  на
               землю. Тогда пошли искать девушку, но – не нашли ее. И забыли о ней, как забывают об
               всем на земле».
                     Старуха вздохнула и замолчала. Ее скрипучий голос звучал так, как будто это роптали
               все  забытые  века,  воплотившись  в  ее  груди  тенями  воспоминаний.  Море  тихо  вторило
               началу одной из древних легенд, которые, может быть, создались на его берегах.
                     «Но через двадцать лет она сама пришла, измученная, иссохшая, а с нею был юноша,
               красивый и сильный, как сама она двадцать лет назад. И, когда ее спросили, где была она,
               она рассказала, что орел унес ее в горы и жил с нею там, как с женой. Вот его сын, а отца нет
               уже; когда он стал слабеть, то поднялся в последний раз высоко в небо и, сложив крылья,
               тяжело упал оттуда на острые уступы горы, насмерть разбился о них…
                     Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только
               глаза его были холодны и горды, как у царя птиц. И разговаривали с ним, а он отвечал, если
               хотел, или молчал, а когда пришли старейшие племени, он говорил с ними, как с равными
               себе.  Это  оскорбило  их,  и  они,  назвав  его  неоперенной  стрелой  с  неотточенным
               наконечником,  сказали  ему,  что  их  чтут,  им  повинуются  тысячи  таких,  как  он,  и  тысячи
               вдвое старше его. А он, смело глядя на них, отвечал, что таких, как он, нет больше; и если
               все чтут их – он не хочет делать этого. О!.. тогда уж совсем рассердились они. Рассердились
               и сказали:
                     – Ему нет места среди нас! Пусть идет куда хочет.
                     Он  засмеялся  и  пошел,  куда  захотелось  ему, –  к  одной  красивой  девушке,  которая
               пристально смотрела на него; пошел к ней и, подойдя, обнял ее. А она была дочь одного из
               старшин,  осудивших  его.  И,  хотя  он  был  красив,  она  оттолкнула  его,  потому  что  боялась
               отца. Она оттолкнула его, да и пошла прочь, а он ударил ее и, когда она упала, встал ногой
               на ее грудь, так, что из ее уст кровь брызнула к небу, девушка, вздохнув, извилась змеей и
               умерла.
                     Всех, кто видел это, оковал страх, – впервые при них так убивали женщину. И долго
               все молчали, глядя на нее, лежавшую с открытыми глазами и окровавленным ртом, и на него,
               который стоял один против всех, рядом с ней, и был горд, – не опустил своей головы, как бы
               вызывая  на  нее  кару.  Потом,  когда  одумались,  то  схватили  его,  связали  и  так  оставили,
               находя, что убить сейчас же – слишком просто и не удовлетворит их».
                     Ночь  росла  и  крепла,  наполняясь  странными,  тихими  звуками.  В  степи  печально
               посвистывали суслики, в листве винограда дрожал стеклянный стрекот кузнечиков, листва
               вздыхала  и  шепталась,  полный  диск  луны,  раньше  кроваво-красный,  бледнел,  удаляясь  от
               земли, бледнел и все обильнее лил на степь голубоватую мглу…
                     «И  вот  они  собрались,  чтобы  придумать  казнь,  достойную  преступления…  Хотели
               разорвать его лошадьми – и это казалось мало им; думали пустить в него всем по стреле, но
               отвергли и это; предлагали сжечь его, но дым костра не позволил бы видеть его мучений;
               предлагали много – и не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем. А
               его мать стояла перед ними на коленях и молчала, не находя ни слез, ни слов, чтобы умолять
               о пощаде. Долго говорили они, и вот один мудрец сказал, подумав долго:
                     – Спросим его, почему он сделал это? Спросили его об этом. Он сказал:
                     – Развяжите меня! Я не буду говорить связанный! А когда развязали его, он спросил:
                     – Что вам нужно? – спросил так, точно они были рабы…
                     – Ты слышал… – сказал мудрец.
                     – Зачем я буду объяснять вам мои поступки?
   1   2   3   4   5   6   7