Page 47 - Весенние перевертыши
P. 47
Это ж она — что!.. А ты не понял.
Негодование — вот–вот взорвется! — затем досада, остывающее недовольство,
наконец смущение — радугой по отцовскому лицу.
— Ладно, Дюшка, ложись. Мы тут без тебя решим, — сказал отец.
Дюшка поднялся, подошел к Богатову:
— Если Миньке еще кровь нужна будет, тогда я дам.
— Хороший у вас сын, Федор Андреевич.
— Минька лучше меня, — убежденно возразил Дюшка.
Раздеваясь в соседней комнате, Дюшка видел в раскрытую дверь, как его отец сел
напротив Богатова, положил ему на колено руку, заговорил без напора, деловито:
— Мне крановщики нужны. Работа непростая, но платят прилично. Учиться тебя
пошлю на курсы, три месяца — и лезь в будку. А то ходишь, шаришь, себя ищешь…
Отец все–таки хотел сделать несчастного Никиту Богатова счастливым — сразу, не
сходя с места.
Дюшка еще не успел уснуть, когда отец, проводив гостя, подошел, склонился,
зашептал:
— Слушай: мне сейчас нужно уехать. Не откладывая! Спи, значит, один. А я утречком
постараюсь поспеть до прихода матери.
Но мать пришла раньше.
Дюшка проснулся оттого, что услышал в соседней комнате ее тихие шаги,
ежеутренние, уютные шаги, опрокидывающие назад время, заставляющие Дюшку
чувствовать себя совсем–совсем маленьким.
Он выскользнул из–под одеяла:
— Мама!
Мать еще не сняла кофты, ходила вокруг стола, не прибранного после вчерашнего
чаепития двух отцов и Дюшки.
— Мама! Как?..
У матери бледное и томное лицо — обычное, какое всегда бывает после ночных
дежурств. Не видно по нему, что она отдала свою кровь.
— Как, мама?
— Все хорошо, сынок. Опасности нет.
— А была опасность?
— Была.
— Очень большая?
— Бывает и больше… Где отец?
— Он уехал, мам. Еще вечером.
— Куда это?
— Не знаю.
Мать постояла, глядя в окно на большой кран, произнесла:
— Опять у него какую–то запань прорвало.
— Не говорил, мам. Не прорвало.
Мать загляделась на большой кран.
— Тебе нравится, когда тебя хвалят? — спросила она.
— Да, мам.
— Мне тоже, Дюшка… Почему–то мне хотелось, чтоб он сегодня похвалил меня… и
погладил по голове.
— Ты же не маленькая, мам.
— Иногда хочется быть маленькой, Дюшка, хоть на минутку.
Пришла Климовна, гладко причесанная, конфетно пахнущая земляничным мылом,
принялась охать и ахать насчет Саньки:
— Не хочет собачья нога на блюде лежать, так под лавкой наваляется.
О Миньке на этот раз она ничего плохого не сказала, ушла на кухню, деловито