Page 44 - Весенние перевертыши

— Если Саньке хорошо, мне, пап, будет плохо.
И отец медленно встал со стула, распрямился во весь рост, шагнул вперед, взял в
широкие теплые ладони запрокинутое вверх Дюшкино лицо, с минуту вглядывался, наконец
сказал:
— Да… Да, ты прав. Этого не должно случиться.
— Пап, Минька не виноват. Если даже и факты… Все, все пусть знают.
— Да… Да, ты прав.
Они оба вздрогнули — разливисто зазвонил телефон. Отец рванулся от Дюшки,
схватил трубку:
— Слушаю!.. Так… Так… Кровь?.. А родители?.. Не могут. Как же так, они родители, а
кровь не подходит?.. А–а… Ну, хорошо, Вера, ну, хорошо. Я передам, я все ему передам.
И положил трубку обратно.
— Дело обстоит так, Дюшка: твоему Миньке надо переливать кровь. Ни мать, ни отец
дать кровь не могут. Родители, а не могут, бывает такое. И тут Никита Богатов оказался
неподходящ…
— Я дам кровь Миньке! Я!
— Дает кровь твоя мать. После этого ее сразу из больницы не выпустят. Так что нам
надо ждать ее только к утру.
— Я знаю, знаю — мама спасет Миньку!
— Спасет, будь спокоен. Санькам — хорошо! Ну не–ет!.. За Минькой твоим будут
следить во все глаза. Его мать оставили в больнице на ночь.
— А Минькин отец?
— Отправили домой. Нельзя же всей семьей торчать в больнице.
— Пап!.. Пап, ему плохо.
— Да уж можно себе представить.
— Пап, я сбегаю, позову его сюда.
— Зачем?
— Ему плохо одному, пап. С нами будет легче. Я сбегаю, можно?
Отец снова с прежним серьезным вниманием с минуту разглядывал сына, наконец
сказал:
— Зови. А я тут пока чай организую.

23

За столом встретились два отца, более несхожих людей в поселке Куделино, наверное,
не было.
Отец Дюшки — его побаиваются, его уважают, в нем постоянно нуждаются, все время
его ищут: «Был здесь, куда–то ушел». Он заседает, он командует, перебрасывает,
ремонтирует, ругается, хвалит, отчаивается, обещает надбавки: Федор Тягунов–старший —
человек, распахнутый для всех.
Отец Миньки никем не командует, ничем не распоряжается, больше беседует сам с
собой, чем с другими, он и всегда–то пришиблен, а сейчас — лицо серое, глаза красные, в
расстегнутом вороте рубашки видна выпирающая ключица, хрящевато–тонкая, жалкая, по
ней видно, какой он весь ломкий, жидко склеенный, особенно рядом с ширококостным,
плотно сбитым Дюшкиным отцом.
Никита Богатов не сразу согласился идти с Дюшкой. Дюшка его застал в пальто,
сгорбившимся за столом. Он с трудом оторвал от пустого стола взгляд, уставился красными
глазами на Дюшку, долго не понимал, чего от него хотят, наконец понял, спросил:
— Зачем?
Дюшке было трудно объяснить, зачем он зовет его к себе.
— Папа просит… попить чаю.
Никита Богатов глядел на Дюшку, помигивал красными веками, наконец тихо