Page 182 - Вино из одуванчиков

бабушкины шлепанцы. Вот она уже стоит в кухне и только растерянно

моргает, глядя на весь этот хаос. Дуглас шмыгнул за дверь кладовой и
притаился.
Среди ночи, в половине второго, сквозняки понесли по всем
коридорам соблазнительные запахи. Сверху спускались одни за другим все
обитатели дома — женщины в папильотках, мужчины в купальных халатах
на цыпочках подкрадывались к двери и заглядывали в кухню, освещенную
только прихотливыми вспышками багрового пламени в шипящей плите.
Здесь, в темной кухне, среди грохота и звона, точно привидение,
проплывала бабушка; было уже два часа ночи, и без новых очков она опять
плохо видела, и руки ее по наитию нащупывали в полумраке все, что
нужно, сыпали душистые специи в булькающие кастрюли и исходящие
паром котелки с необыкновенной стряпней; она что-то хватала,
помешивала, переливала, и раскрасневшееся лицо ее в отблесках огня
казалось совсем красным, колдовским и околдованным.
Домочадцы тихо-тихо накрыли стол лучшей скатертью, разложили
сверкающее серебро и вместо электричества зажгли свечи, чтобы не
нарушить чары.

Дедушка вернулся домой очень поздно — он весь вечер работал в
типографии — и с изумлением услышал, что в столовой, при свечах,
читают застольную молитву.
А еда? Мясо было поджарено с пряностями, соусы приправлены
кэрри, зелень полита душистым маслом, печенье обрызгано каплями
золотого меда; все мягкое, сочное и такой восхитительной свежести, что
над столом пронесся то ли тихий стон, то ли мычанье, словно на лугу в
густом клевере пировало стадо. Все громко радовались, что на них только
свободные ночные одеяния и ничто не стесняет их талии.
В половине четвертого ночи, под воскресенье, когда весь дом
переполнило тепло благодушной сытости и дружелюбия, дедушка наконец
отодвинул свой стул и величественно помахал рукой. Вышел в библиотеку

и вернулся с томом Шекспира. Положил его на доску, на который режут
хлеб, и преподнес жене.
— Бабушка, — сказал он, — сделай милость, приготовь нам завтра на
ужин эту превосходную книгу. Я уверен, завтра в сумерки, когда она
попадет на обеденный стол, она станет нежной, сочной, поджаристой и
мягкой, как грудка осеннего фазана.
Бабушка взяла тяжелую книгу обеими руками и заплакала от радости.
До самой зари никто не ложился спать, все что-то ели на сладкое, пили
настойки из полевых цветов, которые росли в палисаднике, и лишь когда