Page 4 - Божественная комедия
P. 4

скрупулезной  росписью  посмертных  кар,  воздаяний  и  наград,  обусловила  основные
               направления поэтического рассказа Данте и членение его поэмы на три части, посвященные
               рассказу об аде, чистилище и рае. Формальный рационализм схоластической мысли подсказал
               и  ряд  других  характерных  свойств  его  поэтического  повествования,  начиная  от  принципа
               троичности его композиции – три части по тридцать три песни в каждой из них (первая песнь
               «Ада» служит вступлением ко всей поэме, так что всех песен – сто), написанных терцинами,
               то есть трехстрочными строфами, – и кончая схемой мироздания, конструируемой в строгом
               следовании  законам  средневековой  космографии.  Первое  знакомство  с  поэмой  сразу  же
               убеждает  в  том,  что  в  создании  ее  средневековье  предписало  поэту  незыблемую  и
               завершенную традицию своей мысли.
                     Однако прав был  Пушкин, отметивший, что «единый план (Дантова) „Ада“ есть  уже
               плод  высокого  гения».  Высокий  гений  Данте  не  остановился  на  наивно-описательном  и
               назидательно-аллегорическом,  в  основе  своей  двухмерном,  плоскостном,  лишенном
               чувственной и материальной перспективы, схоластическом описании загробных видений. В
               центре их он поставил свой личный образ, образ живого человека, человека большой и гордой
               души, отмеченного чертами глубоких трагических борений, суровой судьбой, наделенного
               живым  и  многообразным  миром  чувств  и  отношений  –  любовью,  ненавистью,  страхом,
               состраданием,  мятежными  предчувствиями,  радостями  и  скорбями  и  прежде  всего
               неустанным,  пытливым  и  патетическим  исканием  истины,  лежавшей  за  пределами
               средневекового уклада понятий и представлений.
                     При всей важности схоластических концепций и традиций средневековой философской
               мысли  для  строя,  богословского  содержания и  повествовательной  системы  «Божественной
               Комедии»  возникновение  и  создание  ее  были  предопределены  не  отвлеченными
               назидательноаллегорическими  намерениями  поэта  и  не  замкнутой  в  себе  системой
               схоластического  мировоззрения,  а  конкретными  и  действенными  предпосылками
               окружающей  жизни  и  личной  судьбы  поэта.  Так,  в  частности,  для  грандиозного  полотна
               «Ада» с его жутким странствием по девяти кругам возмездий и наказанных преступлений
               определяющее  значение  имели  реакции  поэта  на  социально-политическую  борьбу  его
               времени  и  неостывший  пыл  гонимого  и  негодующего  эмигранта,  соприкоснувшегося  с
               острыми  политическими  проблемами  и  отражениями  их  в  волнениях  больших  и  малых
               страстей  окружавшей  его  общественной  среды.  Симпатии  и  антипатии  Данте-изгнанника
               запечатлелись в основных политических оценках  «Ада», то открыто публицистических, то
               завуалированных морально-аллегорическими иносказаниями и образами.
                     Социально-политической  тенденции  «Ада»,  подготавливающей  основные  положения
               трактата  «Монархия»,  тенденции,  поэтически  претворенной  в  образах,  насыщенных
               тревожной, негодующей и патетической страстью, питавшейся свежей в памяти атмосферой
               флорентийских междоусобий и возраставшей ненавистью к миру буржуазного стяжательства
               и власти чистогана со всеми порождаемыми им пороками и злодеяниями, – этой тенденции в
               полной  мере отвечает  содержание  «Чистилища»,  подчеркнуто  публицистически  ставящего
               проблему  единого  национального  государства  в  формах  феодальной  империи,  гневно
               негодующего  на  судьбу  страны:  «Италия,  раба,  скорбей  очаг,  в  великой  буре  судно  без
               кормила, не госпожа народов, а кабак!» («Чистилище», VI, 76-78) – и обращающегося как к
               образам славного прошлого могущественного Рима, так и к идеальной – в одном из рассказов
               «Рая» – картине счастливой, докапиталистической Флоренции.
                     Богословское и философско-этическое содержание «Рая» в его буквальном и прямом
               образном выявлении приучило отстранять при чтении этой заключительной части поэмы ее
               конкретный и исторический смысл, столь правомерно и последовательно присутствующий
               здесь, где поэт после хождений по кругам ада и уступам чистилища, достигнув земного рая,
               возносится в сопровождении любимой Беатриче, сменившей мудрого язычника Вергилия, к
               созерцанию  небесных  сфер.  Упомянутый  рассказ  о  счастливой  в  чистоте  своих  нравов  и
               рыцарственном  благородстве  Флоренции  является  ключом  к  пониманию  политической
               проблематики  зрелища  райских  экстазов  и  добродетелей  как  аллегорической  утопии  и
   1   2   3   4   5   6   7   8   9