Page 14 - Евгения Гранде

манерами, по виду робкий, но только что промотавший в Париже, куда он ездил изучать
право, восемь или десять тысяч франков сверх своего содержания, подошел к Евгении,
поцеловал ее в обе щеки и преподнес ей рабочую шкатулку с принадлежностями из
позолоченного серебра — настоящий рыночный товар, несмотря на дощечку с готическими
инициалами Е. Г., неплохо вырезанными и позволявшими предполагать, что и вся отделка
очень тщательна. Открывая шкатулку, Евгения испытала неожиданную и полную радость,
которая заставляет девушек краснеть, вздрагивать, трепетать от удовольствия. Она взглянула
на отца, словно желая спросить, можно ли ей принять подарок, и г-н Гранде сказал что-то
вроде: «Возьми, дочь моя», — с таким выражением, какое сделало бы честь иному актеру. Все
трое Крюшо остолбенели, заметив радостный и оживленный взгляд, брошенный на Адольфа
де Грассена наследницей, которой подарок показался неслыханным сокровищем.
Г-н де Грассен предложил Гранде щепотку табаку, сам захватил такую же, стряхнул
пыль с ленточки Почетного легиона, красовавшейся в петлице его синего фрака, потом
посмотрел на г-на Крюшо с торжествующим видом, казалось, говорившим: «Ну-ка, отбейте
этакий удар!» Г-жа де Грассен с деланным простодушием насмешливой женщины взглянула
на синие вазы с букетами Крюшо, как будто искала, где же их подарки. При создавшемся
щекотливом положении аббат Крюшо предоставил обществу расположиться кружком перед
камином, а сам прошелся вместе с Гранде по залу. Когда оба старика оказались в нише окна,
наиболее отдаленной от Грассенов, священник сказал скряге на ухо:
— Эти люди швыряют деньги в окошко.
— Что ж такого, коли они попадают в мой подвал, — ответил старый винодел.
— Если б вам захотелось, вы бы вполне могли подарить дочери золотые ножницы, —
промолвил аббат.
— Мои подарки получше ножниц, — ответил Гранде.
«Экий олух мой племянник! — подумал аббат, глядя на председателя, растрепанные
волосы которого делали еще более непривлекательной его смуглую физиономию. — Неужели
не мог он придумать какую-нибудь имеющую ценность безделушку!»
— Мы составим вам партию, госпожа Гранде, — сказала г-жа де Грассен.
— Но сегодня мы все в сборе, можно играть за двумя столами…
— Раз сегодня день рождения Евгении, играйте все вместе в лото, — сказал папаша
Гранде, — в нем примут участие и эти двое детей.
Бывший бочар, никогда не игравший ни в какие игры, указал на дочь и на Адольфа.
— Ну, расставляй столы, Нанета.
— Мы вам поможем, мадемуазель Нанета, — весело сказала г-жа де Грассен, от всей
души радуясь, что доставила радость Евгении.
— Никогда в жизни не была я так довольна, — сказала ей наследница. — Нигде не
видывала я такой прелести.
— Это Адольф привез из Парижа, сам выбрал, — шепнула ей на ухо г-жа де Грассен.
— Так, так, продолжай свое дело, интриганка проклятая! — ворчал про себя
председатель. — Вот будет когда-нибудь у тебя или у супруга твоего судебное дело, так вряд
ли оно удачно для вас повернется.
Нотариус сидел в углу и, со спокойным видом посматривая на аббата, думал:
«Пускай себе де Грассены хлопочут, — мое состояние вместе с состоянием брата и
племянника доходит до миллиона ста тысяч франков. У де Грассенов самое большее —
половина этого, да еще у них дочь. Пускай дарят что им угодно! И наследница и подарки —
все будет наше».
В половине девятого были поставлены два стола. Хорошенькой г-же де Грассен удалось
посадить сына возле Евгении. Действующие лица этой сцены, чрезвычайно занимательной,
хотя и обыденной на первый взгляд, запаслись пестрыми карточками с рядами цифр и,
закрывая их марками из синего стекла, как будто слушали шутки старого нотариуса,
сопровождавшего каждое выходившее число каким-нибудь замечанием, а на самом деле все
думали о миллионах г-на Гранде. Старый бочар кичливо поглядывал на розовые перья и