Page 791 - Мертвые души

жизни”. Гоголь стремится к “верности действительности” не только в смысле типической
жизненной правды, но и в деталях. Всеми возможными способами Гоголь собирает материалы
по “вещественной и духовной статистике Руси”. [Выражение из письма к Н. М. Языкову от 22
апреля 1846 г. ] Он обращается к различным своим корреспондентам с просьбой присылать
ему характеристики общественных типов, рассказы о злоупотреблениях администрации,
описания изб и мужиков и т. п. [См. письма к сестрам 1844 г., к матери от 23 апреля 1846 г., к
А. О. Смирновой от 22 февраля, к А. С. Данилевскому от 18 марта 1847 г. ] Гоголь изучает
русскую жизнь и по книжным источникам, читая, например, “Хозяйственную статистику
России” В. П. Андросова, М., 1827, [Письмо к С. Т. Аксакову от 27 июля 1842 г. ] труд Н. А.
Иванова “Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном
отношениях”, 1837, [См. Воспоминания Я. К. Грота, “Русский архив”, 1864, стр. 178.]
различные путешествия по России и особенно по Сибири — вероятно, для изображения жизни
Тентетникова в ссылке. [См. письма к С. П. Шевыреву от конца 1851 г. ] В этой же связи
Гоголь проявляет особый интерес к литературным произведениям писателей, принадлежащих
или близких к “натуральной школе”. В статье “О современнике” он с этой именно точки
зрения выдвигает Даля: “каждая его строчка меня учит и вразумляет, придвигая ближе к
познанью русского быта и нашей народной жизни… Его сочинения — живая и верная
статистика России”. А. О. Россету, который взял на себя ознакомление Гоголя с современной
русской литературой, Гоголь писал. 11 февраля 1847 г.: “Мне нужны не те книги, которые
пишутся для добрых людей, но производимые нынешнею школою литераторов, стремящеюся
живописать и цивилизировать Россию. Всякие петербургские и провинциальные картины,
мистерии и проч.”. В письме к тому же Россету от 15 апреля 1847 г. Гоголь прямо
устанавливает связь своих просьб о присылке различных материалов со своей творческой
работой: “Скажу вам не шутя, что я болею незнанием многих вещей в России, которые мне
необходимо нужно знать… Все сведения, которые я приобрел доселе с неимоверным трудом,
мне недостаточны для того, чтобы “Мертвые души” мои были тем, чем им следует быть”.
Обращаясь затем с новой просьбой о записи “мнений” и характеристик, Гоголь добавляет:
“это в такой степени не игрушка, что если я не наберусь в достаточном количестве этих
игрушек, у меня в “Мертвых душах” может высунуться на место людей мой собственный нос
и покажется именно всё то, что вам неприятно было встретить в моей книге”. Наконец,
вернувшись на родину, Гоголь по-прежнему пользуется каждым случаем для того, чтобы
пополнить свое “знание России” беседами с разнообразными встречающимися ему людьми.
[См. воспоминания Л. И. Арнольди, “Русский вестник”, 1862, № 1, стр. 62–68. Как это бывало
и раньше, во втором томе “Мертвых душ” отразились некоторые из слышанных Гоголем
“анекдотов”. Так, анекдот, объясняющий поговорку “полюби нас черненькими, а беленькими
нас всякий полюбит”, и юмористическое сравнение куска жаркого с городничим в церкви
восходят к рассказам М. С. Щепкина. ]

Очевиден более широкий по сравнению с первым томом общественный фон, на котором
должно было развиваться действие. Второй том свидетельствует о новых творческих
исканиях Гоголя и его новых художественных достижениях, сказавшихся, например, в
создании таких образов, как образ Тентетникова, Бетрищева, Петуха. Вместе с тем для второго
тома характерны бледные образы Уленьки, Платонова, а также схематичные Костанжогло, его
жены и др. [Имеются свидетельства о прототипах некоторых образов второго тома “Мертвых
душ”. Так, в откупщике Д. Е. Бенардаки видели прототип Костанжогло (свидетельство М. П.
Погодина, “Русский архив”, 1865, стр. 895); в родственнике Лермонтова Столыпине —
прототип Муразова (соч. Лермонтова под ред. П. А. Висковатова, т. VI, стр. 245). Алексей
Веселовский считал, что Хлобуеву приданы черты П. В. Нащокина (см. Алексей Веселовский,
“Мертвые души” в его книге “Этюды и характеристики”, т. 2, изд. 4, 1912, стр. 224, и М. О.
Гершензон, “Друг Пушкина Нащокин” в книге “Образы прошлого”, 1912, стр. 65–70).
Кошкарев имеет ряд прецедентов в жизни и в литературе (см. Н. О. Лернер, “Прототипы
гоголевского полковника Кошкарева” — “Нива”, 1913, № 33). В основе образа Уленьки