Page 789 - Мертвые души

виде номера, и занесено было тогда же, очевидно, в записную книжку, опять упоминаемую в
названном письме к Жуковскому: “Видно, недаром было написано в записной книжке, данной
мне во Франкфурте на дорогу: “до свиданья” и вслед за этим прибавлено: “Франкфурт””. Ряд
дальнейших записей, начиная со слов “Звезда освещена свечами” и кончая словами “гулянки
ночные, называемые Петровками, продолжающиеся до Спаса”, представляют собой сжатые
выборки из книги Снегирева “Русские простонародные праздники”, которую выслал Гоголю
Шевырев в июне 1847 г. [См. Отчет имп. Публичной библиотеки за 1893 г., стр. 51.] Гоголь же
получил ее около 2 декабря; [В письме от 2 декабря, известив Шевырева о получении посылки,
Гоголь прибавил относительно автора: “Дивлюсь, как этого человека разбрасывает во все
стороны… Нужно иметь четыре головы, чтобы его читать. Даже эту малую толику, которую
он собрал в своей книге, трудно увидеть из его же книги”.] следовательно, записи о
праздниках датируются декабрем 1847 г.

Далее следует запись в русской транскрипции арабских слов (сирийский диалект);
запись фонетическая и содержит некоторые неточности. Текст книжки, начинающийся этим
словарем и заканчивающийся словами “В Назарете дождь задержал нас двое суток”,
относится ко времени палестинского путешествия Гоголя, т. е. падает на январь—апрель
1848 г., а записи, озаглавленные “В Полтаве” и “В Киеве”, падают на май—июнь этого же
года, когда Гоголь действительно побывал и в Полтаве и в Киеве, о чем известно из его писем
к Данилевскому от 4 и 16 мая. Дальнейшие записи, начиная с озаглавленной “Вопросы
Хомякову” и кончая записью “Филатов в Севске, Постоялый двор”, охватывают московский
период, от сентября 1848 г. до июня 1950 г., когда на пути в Васильевку с Максимовичем
Гоголь, по воспоминаниям последнего, “в Севске, на Ивана-Купалу… неподалеку от
постоялого двора” услышал заинтересовавшее его причитание трех сестер-девушек над
покойницей матерью. [См. “Записки о жизни Н. В. Гоголя” П. Кулиша, т. II, стр. 237—38.]
Среди дальнейших записей некоторые могут относиться к тому же московскому периоду
(книжка заполнялась не всегда в одной и той же последовательности). Такова запись: “Платье
гадз зефир” и т. п., которая по своему положению в книжке должна быть отнесена к
1849–1850 гг. Но есть, несомненно, и более поздние. Таковы, например, записи об
обязанностях мужа и жены, во многом совпадающие с июльскими письмами 1851 г. к матери
и сестрам по поводу предстоящего замужества одной из них; или запись о митрополите
Филарете, совпадающая, должно быть, с тем посещением его Гоголем, о котором идет речь в
одной из записок конца 1851 г. к Шевыреву. Этой записной книжкой Гоголь, следовательно,
пользовался в течение пяти лет, вплоть до последних месяцев своей жизни. Значительная
часть записей падает на наиболее интенсивный период работы над вторым томом поэмы.
Записи, относящиеся непосредственно к ней, проанализированы выше. Обе записные книжки
публикуются здесь как дополнительный материал к работе над “Мертвыми душами”, и этой
задачей ограничен комментарий к ним.

V

Второй том “Мертвых душ” был последним литературным трудом Гоголя и
единственным художественным произведением (за исключением только “Развязки
Ревизора”), над которым Гоголь работал в последний период своей жизни, — в период,
отмеченный “крутым поворотам” (выражение самого Гоголя) во всем его мировоззрении.
Второй том “Мертвых душ” представляется не столько органическим продолжением первого,
сколько новым, по существу, произведением — с иными идеологическими предпосылками,
иными заданиями, иными во многом художественными приемами. В сознании самого Гоголя
уже на первых приступах к работе над вторым томом он характеризуется прежде всего своим
отличием от первого. Основные отличия Гоголь видел в большей, по сравнению с первым
томом, значительности содержания и в ином, чем в первом томе, выборе героев.