Page 19 - Отец Горио

обратно, что дают правой на Новый год, — сказала Сильвия.
— Да и дают-то что?! — заметил Кристоф. — Каких-нибудь сто су. Вот уже два года, как
папаша Горио сам чистит себе башмаки. А этот скаред Пуаре обходится без ваксы; да он ее
скорее вылижет, чем станет чистить ею свои шлепанцы. Что же до этого щуплого студента,
так он дает мне сорок су. А мне дороже стоят одни щетки, да вдобавок он сам торгует своим
старым платьем. Ну и трущоба!
— Это еще что! — ответила Сильвия, попивая маленькими глотками кофе. Наше место
как-никак лучшее в квартале; жить можно. А вот что, Кристоф… я опять насчет почтенного
дядюшки Вотрена — с тобой ни о чем не говорили?
— Было дело. Тут на-днях повстречался я на улице с одним господином, а он и говорит
мне: «Не у вас ли проживает толстый господин, что красит свои баки?» А я ему на это: «Нет,
сударь, он их не красит. Такому весельчаку не до того». Я, значит, доложил об этом господину
Вотрену, а он сказал: «Хорошо сказано, паренек! Так всегда и отвечай. Чего уж неприятнее,
как ежели узнают о твоих слабостях. От этого, глядишь, и брак расстроился».
— Да и ко мне на рынке подъезжали, не видела ли, дескать, я его, когда он надевает
рубашку. Прямо смех! Слышишь, — сказала она, прерывая себя, — на Валь-де-Грас пробило
уже без четверти десять, а никто и не шелохнется.
— Хватилась! Да никого и нет. Госпожа Кутюр со своей девицей еще с восьми часов
пошли к причастию к святому Этьену. Папаша Горио вышел с каким-то свертком. Студент
вернется только в десять, после лекций. Я убирал лестницу и видел, как они уходили, еще
папаша Горио задел меня своим свертком, твердым, как железо. И чем он только промышляет,
этот старикашка? Другие его гоняют, как кубарь, а все-таки он человек хороший, лучше их
всех. Дает-то он пустяки, зато уж дамы, к которым он посылает меня иной раз, отваливают на
водку — знай наших, ну, да и сами разодеты хоть куда.
— Уж не те ли, что он зовет своими дочками? Их целая дюжина.
— Я ходил только к двум, тем самым, что приходили сюда.
— Никак хозяйка завозилась; поднимет сейчас гам, надо итти. Кристоф, постереги-ка
молоко от кошки.
Сильвия поднялась к хозяйке.
— Что это значит, Сильвия? Без четверти десять, я сплю, как сурок, а вам и горя мало.
Никогда не бывало ничего подобного.
— Это все туман, такой, что хоть ножом его режь.
— А завтрак?
— Куда там! В ваших жильцов, видно бес вселился, — они улепетнули ни свет ни пора.
— Выражайся правильно, Сильвия, — заметила г-жа Воке, — говорят: ни свет ни заря.
— Ладно, буду говорить по-вашему. А завтракать можете в десять часов. Мишонетка и
ее Порей еще не ворошились. Только их и в доме, да и те спят, как колоды; колоды и есть.
— Однако, Сильвия, ты их соединяешь вместе, словно…
— Словно что? — подхватила Сильвия, заливаясь глупым смехом. — Из двух выходит
пара.
— Странно, Сильвия, как это господин Вотрен вошел сегодня ночью, когда Кристоф уже
запер на засов?
— Даже совсем напротив, сударыня. Он услыхал господина Вотрена и сошел вниз
отпереть ему. А вы уж надумали…
— Дай мне кофту и поживее займись завтраком. Приготовь остатки баранины с
картофелем и подай вареных груш, что по два лиара штука.
Через несколько минут Воке сошла вниз, как раз в то время, когда кот ударом лапы
сдвинул тарелку, накрывавшую чашку с молоком, и торопливо лакал его.
— Мистигри! — крикнула Воке.
Кот удрал, но затем вернулся и стал тереться об ее ноги.
— Да, да, подмазывайся, старый подлюга! — сказала ему хозяйка. Сильвия! Сильвия!
— Ну! чего еще, сударыня?