Page 37 - Путешествие из Петербурга в Москву
P. 37
басню.
Ш. Правда совершенная. Завтра сговор, приезжай пировать с нами.
Н. Ты с ума сошла. Неужели старая кровь разыгралась; неужели какой
молокосос подбился к тебе под крылышко?
Ш. Ах, матка моя! некстати ты меня наравне с молодыми считаешь
ветреницами. Я мужа беру по себе…
Н. Да то я знаю, что придет по тебе. Но вспомни, что уже нас любить нельзя и
не для чего, разве для денег.
Ш. Я такого не возьму, который бы мне мог изменить. Жених мой меня старее
16 годами.
Н. Ты шутишь!
Ш. По чести правда; барон Дурындин.
Н. Нельзя этому статься.
Ш. Приезжай завтра ввечеру; ты увидишь, что лгать не люблю.
Н. А хотя и так, ведь он не на тебе женится, но На твоих деньгах.
Ш. А кто ему их даст? Я в первую ночь так не обезумею, чтобы ему отдать все
мое имение; уже то время давно прошло. Табакерочка золотая, пряжки серебряные и
другая дрянь, оставшаяся у меня в закладе, которой с рук нельзя сбыть. Вот весь
барыш любезного моего женишка. А если он неугомонно спит, то сгоню с постели.
Н. Ему хоть табакерочка перепадет, а тебе в нем что проку?
Ш. Как, матка? Сверх того, что в нынешние времена не худо иметь хороший
чин, что меня называть будут: ваше высокородие, а кто поглупее – ваше
превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно
хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не
имею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как муж будет свой, то какой бы
насморк ни был, все слышать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя
душенька…
Н. Прости, матушка.
Ш. Завтра сговор, а через неделю свадьба.
И. (Уходит.)
Ш. (Чхает.) Небось не воротится. То ли дело, как муж свой будет!
Не дивись, мой друг! На свете все колесом вертится. Сегодня умное, завтра
глупое в моде. Надеюсь, что и ты много увидишь дурындиных. Если не женитьбою
всегда они отличаются, то другим чем-либо. А без дурындиных свет не простоял бы
трех дней.
КРЕСТЬЦЫ
В Крестьцах я был свидетелем расстания у отца с детьми, которое меня тем
чувствительнее тронуло, что я сам отец и скоро, может быть, с детьми расставаться буду. –
Несчастный предрассудок дворянского звания велит им идти в службу. Одно название сие
приводит всю кровь в необычайное движение!
Тысячу против одного держать можно, что изо ста дворянчиков, вступающих в службу,
98 становятся повесами, а два под старость, или, правильнее сказать, два в дряхлые их, хотя не
старые лета, становятся добрыми людьми. Прочие происходят в чины, расточают или
наживают имение и проч…Смотря иногда на большого моего сына и размышляя, что он скоро
войдет в службу или, другими сказать словами, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы
дыбом становятся. Не для того, чтобы служба сама по себе развращала нравы; но для того,
чтобы то зрелыми нравами надлежало начинать службу.
Иной скажет: а кто таких молокососов толкает в шею? – Кто? Пример общий.
Штаб-офицер семнадцати лет; полковник двадцатилетний; генерал двадцатилетний; камергер,
сенатор, наместник, начальник войск. И какому отцу не захочется, чтобы дети его, хотя в
малолетстве, были в знатных чинах, за которыми идут вслед богатство, честь и разум. Смотря
на сына моего, представляется мне: он начал служить, познакомился с вертопрахами,