Page 99 - Путешествие из Петербурга в Москву
P. 99

были  отверсты.  Я  вошел…  На  сем  месте  вечного  молчания,  где  наитвердейшее  чело
               поморщится  несомненно,  помыслив,  что  тут  долженствует  быть  конец  всех  блестящих
               подвигов; на месте незыблемого спокойствия и равнодушия непоколебимого могло ли бы,
               казалося, совместно быть кичение, тщеславие и надменность? Но гробницы великолепные?
               Суть знаки несомненные человеческия гордыни, но знаки желания его жити вечно. Но се ли
               вечность,  которыя  человек  толико  жаждущ?..  Не  столп, воздвигнутый  над  тлением  твоим,
               сохранит  память  твою  в  дальнейшее  потомство.  Не  камень  со  иссечением  имени  твоего
               пренесет  славу  твою  в  будущие  столетия.  Слово  твое,  живущее  присно     234  и  вовеки  в
               творениях твоих, слово российского племени, тобою в языке нашем обновленное, прелетит в
               устах народных за необозримый горизонт столетий.
                     Пускай  стихии,  свирепствуя  сложенно,  разверзнут  земную  хлябь  и  поглотят
               великолепный  сей  град,  откуда  громкое  твое  пение  раздавалося  во  все  концы  обширныя
               России; пускай яростный некий завоеватель истребит даже имя любезного твоего отечества:
               но доколе слово российское ударять будет слух, ты жив будешь и не умрешь. Если умолкнет
               оно, то и слава твоя угаснет.
                     Лестно, лестно так умрети. Но если кто умеет исчислить меру сего продолжения, если
               перст гадания назначит предел твоему имени, то не се ли вечность?.. Сие изрек я в восторге,
               остановись пред столпом, над тлением Ломоносова воздвигнутым. – Нет, не хладный камень
               сей повествует, что ты жил на славу имени российского, не может он сказать, что ты был.
               Творения твои да повествуют нам о том, житие твое да скажет, почто ты славен.
                     Где ты, о! возлюбленный мой! Где ты? Прииди беседовати со мною о великом муже.
               Прииди,  да  соплетем  венец  насадителю  российского  слова.  Пускай  другие,  раболепствуя
               власти, превозносят хвалою силу и могущество. Мы воспоем песнь заслуге к обществу.
                     Михаило  Васильевич  Ломоносов  родился  в  Холмогорах…  Рожденный  от  человека,
               который не  мог  дать  ему  воспитания,  дабы  посредством оного  понятие  его  изострилося  и
               украсилося  полезными  и  приятными  знаниями;  определенный  по  состоянию  своему
               препровождать  дни  свои  между  людей,  коих  окружность  мысленныя  области  не  далее  их
               ремесла простирается; сужденный делить время свое между рыбным промыслом и старанием
               получить  мзду  своего  труда, –  разум  молодого  Ломоносова  не  мог  бы  достигнуть  той
               обширности, которую он приобрел, трудясь в испытании природы, ни глас его той сладости,
               которую он имел от обхождения чистых мусс. От воспитания в родительском доме он приял
               маловажное, но ключ учения:  знание читать и писать, а от природы  –  любопытство. И се,
               природа, твое торжество. Алчное любопытство, вселенное тобою в души наши, стремится к
               познанию  вещей;  а  кипящее  сердце  славолюбием  не  может  терпеть  пут,  его  стесняющих.
               Ревет оно, клокочет, стонет и, махом прерывая  узы, летит стремглав (нет преткновения) к
               предлогу своему. Забыто все, один предлог в уме; им дышим, им живем.
                     Не выпуская из очей своих вожделенного предмета, юноша собирает познание вещей в
               слабейших  ручьях  протекшего  наук  источника  до  нижайших  степеней  общества.  Чуждый
               руководства,  столь  нужного  для  ускорения  в  познаниях,  он  первую  силу  разума  своего,
               память, острит  и  украшает  тем,  что  бы  рассудок  его острить  долженствовало.  Сия тесная
               округа  сведений,  кои  он  мог  приобресть  на  месте  рождения  своего,  не  могла  усладить
               жаждущего духа, но паче возжгла в юноше непреодолимое к учению стремление. Блажен! что
               в  возрасте,  когда  волнение  страстей  изводит  нас  впервые  из  нечувствительности,  когда
               приближаемся степени возмужалости, стремление его обратилося к познанию вещей.
                     Подстрекаем  науки  алчбою,  Ломоносов  оставляет  родительский  дом;  течет  в

               престольный  град,  приходит  в  обитель  иноческих  мусс  235   и  вмещается  в  число  юношей,
               посвятивших  себя  учению  свободных  наук  и  слову  божию.  Преддверие  учености  есть


                 234   Присно – всегда.

                 235   Обитель иноческих мусс – Славяно-греко-латинская академия в Москве.
   94   95   96   97   98   99   100   101   102   103   104