Page 98 - Путешествие из Петербурга в Москву

крестьянина есть законодатель, судия, исполнитель своего решения и, по желанию своему,
истец, против которого ответчик ничего сказать не смеет. Се жребий заклепанного во узы, се
жребий заключенного в смрадной темнице, се жребий вола во ярме…
Жестокосердый помещик! Посмотри на детей крестьян, тебе подвластных.
Они почти наги. Отчего? Не ты ли родших их в болезни и горести обложил сверх всех
полевых работ оброком? Не ты ли не сотканное еще полотно определяешь себе в пользу? На
что тебе смрадное рубище, которое к неге привыкшая твоя рука подъяти гнушается? Едва
послужит оно на отирание служащего тебе скота.
Ты собираешь и то, что тебе не надобно, несмотря на то, что неприкрытая нагота твоих
крестьян тебе в обвинение будет. Если здесь нет на тебя суда, – но пред судиею, не ведающим
лицеприятия, давшим некогда и тебе путеводителя благого, совесть, но коего развратный твой
рассудок давно изгнал из своего жилища, из сердца твоего. Но не ласкайся безвозмездием.
Неусыпный сей деяний твоих страж уловит тебя наедине, и ты почувствуешь его кары. О! если
бы они были тебе и подвластным тебе на пользу… О! если бы человек, входя почасту во
внутренность свою, исповедал бы неукротимому судии своему, совести, свои деяния.
Претворенный в столп неподвижный громоподобным ее гласом, не пускался бы он на тайные
злодеяния; редки бы тогда стали губительствы, опустошения… и пр., и пр., и пр.

ЧЕРНАЯ ГРЯЗЬ

– Здесь я видел также изрядный опыт самовластия дворянского над крестьянами.
Проезжала тут свадьба. Но вместо радостного поезда и слез боязливой невесты, скоро в
радость претвориться определенных, зрелись на челе определенных вступать в супружество
печаль и уныние. Они друг друга ненавидят и властию господина своего влекутся на казнь, к
алтарю отца всех благ, подателя нежных чувствований и веселий, зиждителя истинного
блаженства, творца вселенный. И служитель его приимет исторгнутую властию клятву и
утвердит брак! И сие назовется союзом божественным! И богохуление сие останется на
пример другим! И неустройство сие в законе останется ненаказанным!.. Почто удивляться
сему? Благословляет брак наемник; градодержатель, для охранения закона определенный, –
дворянин. Тот и другой имеют в сем свою пользу. Первый ради получения мзды; другой, дабы,
истребляя поносительное человечеству насилие, не лишиться самому лестного преимущества
управлять себе подобным самовластно. – О! горестная участь многих миллионов! Конец твой
сокрыт еще от взора и внучат моих…
Я тебе, читатель, позабыл сказать, что парнасский судья, 231 с которым я в Твери обедал
в трактире, мне сделал подарок. Голова его над многим чем испытывала свои силы. Сколь
опыты его были удачны, коли хочешь, суди сам; а мне скажи на ушко, каково тебе покажется.
Если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги ее для бессонницы.

СЛОВО О ЛОМОНОСОВЕ

Приятность вечера после жаркого летнего дня выгнала меня из моей кельи.
Стопы мои направил я за Невский монастырь и долго гулял в роще, позади его

лежащей. 232 Солнце лицо свое уже сокрыло, но легкая завеса ночи едва-едва ли на синем
своде была чувствительна. 233 Возвращался домой, я шел мимо Невского кладбища. Ворота

231 Парнасский судья – то есть встреченный путешественником стихотворец, автор оды «Вольность».

232 Озерки. (Прим. автора.)

233 Июнь. (Прим.
автора.)