Page 94 - Путешествие из Петербурга в Москву

Лошади уже были впряжены в кибитку, и я приготовлялся к отъезду, как вдруг сделался
на улице великий шум. Люди начали бегать из краю в край по деревне. На улице видел я воина
в гранодерской шапке, гордо расхаживающего и, держа поднятую плеть, кричащего:
– Лошадей екорее; где староста? Его превосходительство будет здесь чрез минуту; подай
мне старосту… – Сняв шляпу за сто шагов, староста бежал во всю прыть на сделанный ему
позыв.
– Лошадей скорее!
– Тотчас, батюшка; пожалуйте подорожную.
– На. Да скорее же, а то я тебя… – говорил он, подняв плеть над головою дрожащего
старосты. Недоконченная сия речь столь же была выражения исполнена, как у Виргилия в
«Енеиде» речь Эола к ветрам: «Я вас!»… и, сокращенный видом плети властновелительного
гранодера, староста столь же живо ощущал мощь десницы грозящего воина, как бунтующие
ветры ощущали над собою власть сильной Эоловой остроги. Возвращая новому Полкану
подорожную, староста говорил:
– Его превосходительству с честною его фамилией потребно пятьдесят лошадей, а у нас
только тридцать налицо, другие в разгоне.
– Роди, старый черт. А не будет лошадей, то тебя изуродую.
– Да где же их взять, коли взять негде?
– Разговорился еще… А вот лошади у меня будут… – И, схватя старика за бороду, начал
его бить по плечам плетью нещадно. – Полно ли с тебя? Да вот три свежие, – говорил строгий
судья ямского стана, указывая на впряженных в мою повозку. – Выпряги их для нас.
– Коли барин-та их отдаст.
– Как бы он не отдал! У меня и ему то же достанется. Да кто он таков?
– Невесть какой-то… – Как он меня величал, того не знаю.
Между тем я, вышед на улицу, воспретил храброму предтече его провосходительства
исполнить его камерение и, выпрягая из повозки моей лошадей, меня заставить ночевать в
почтовой избе.
Спор мой с гвардейским полканом прерван был приездом его превосходительства. Еще
издали слышен был крик повозчиков и топот лошадей, скачущих во всю мочь. Частое биение
копыт и зрению уже неприметное обращение колес подымающеюся пылью толико сгустили
воздух, что колесница его превосходительства закрыта была непроницаемым облаком от
взоров ожидающих его, аки громовой тучи, ямщиков. Дон-Кишот, конечно, нечто чудесное
бы тут увидел; ибо несущееся пыльное облако под знатною его превосходительства особою,
вдруг остановясь, разверзлося, и он предстал нам от пыли серовиден, отродию черных
подобным.
От приезду моего на почтовый стан до того времени, как лошади вновь впряжены были в
мою повозку, прошло по крайней мере целый час. Но повозки его превосходительства
запряжены были не более как в четверть часа… и поскакали они на крылех ветра. А мои клячи
хотя лучше казалися тех, кои удостоилися везти превосходительную особу, но, не бояся
гранодерского кнута, бежали посредственною рысью.
Блаженны в единовластных правлениях вельможи. Блаженны украшенные чинами и
лентами. Вся природа им повинуется. Даже несмысленные скоты угождают их желаниям, и,
дабы им в путешествии зевая не наскучилось, скачут они, не жалея ни ног, ни легкого, и
нередко от натуги околевают. Блаженны, повторю я, имеющие внешность, к благоговению
всех влекущую. Кто ведает из трепещущих от плети, им грозящей, что тот, во имя коего ему
грозят, безгласным в придворной грамматике называется; что ему ни А…, ни О… во всю
жизнь свою сказать не удалося; 228 что он одолжен, и сказать стыдно кому, своим

228 См. рукописную «Придворную грамматику» Фон-Визина (В «Придворной грамматике» Д. И. Фонвизин
писал: «Чрез гласных разумею тех сильных вельмож, кои по большей части самым простым звуком, чрез одно
отверстие рта, производят уже в безгласных то действие, какое им угодно. Например, если большой барин при
докладе ему… нахмурясь скажет: о! – того дела вечно сделать не посмеют, разве как-нибудь перетолкуют ему об
оном другим образом, и он, получа о деле другие мысли, скажет тоном, изъявляющим свою ошибку: а! – тогда