Page 193 - Собор Парижской Богоматери

ветром и стучавшие, как кастаньеты. Ему показалось, что это в темноте стучат друг о друга
скелеты повешенных на Монфоконе.
– О, это ночной ветер бросает их друг на друга! – пробормотал он. Стук их цепей
сливается со стуком костей! Быть может, она уже среди них!
Полный смятения, он сам не знал, куда шел. Пройдя несколько шагов, он очутился у
моста Сен-Мишель. В нижнем этаже одного из домов светилось окно. Он приблизился к нему
и сквозь треснувшие стекла увидел отвратительную комнату, пробудившую в нем смутное
воспоминание. В комнате, скудно освещенной тусклой лампой, сидел белокурый здоровый и
веселый юноша и, громко смеясь, целовал девушку в нескромном наряде. А подле лампы
сидела за прялкой старуха, певшая дрожащим голосом. Когда юноша переставал смеяться,
обрывки песни долетали до слуха священника. Это были какие-то непонятные и страшные
слова:

Грев, лай, Грев, урчи!
Прялка, пряди! Кудель, сучись!
Ты, прялка, кудель для петли предназначь!
Свистит в ожиданье веревки палач.
Грев, лай, Грев, урчи!
Хороша веревка из крепкой пеньки!
Засевай не зерном – коноплей, мужики,
От Исси до Ванвра свои поля,
Поделом чтобы вору мука была.
Хороша веревка из крепкой пеньки!
Грев, лай. Грев, урчи!
Чтобы видеть, как девка ногами сучит
И как будет потом в петле оползать,
Станут окна домов, как живые глаза.
Грев, лай. Грев, урчи!

А молодой человек хохотал и ласкал девицу. Старуха была Фалурдель, девица – уличная
девка, юноша – его брат Жеан.
Архидьякон продолжал смотреть в окно. Не все ли равно, на что смотреть!
Жеан подошел к другому окну, в глубине комнаты, распахнул его, взглянул на
набережную, где вдали сверкали огни, и сказал, закрывая окно:
– Клянусь душой, вот уже и ночь! Горожане зажигают свечи, а господь бог – звезды.
Затем Жеан вернулся к потаскухе и, разбив стоявшую на столе бутылку, воскликнул:
– Пуста! Ах ты, черт! А денег у меня больше нет! Изабо, милашка, я только тогда
успокоюсь, когда Юпитер превратит твои белые груди в две черные бутылки, из которых я
день и ночь буду сосать бонское вино.
Эта остроумная шутка рассмешила девку. Жеан вышел.
Клод едва успел броситься ничком на землю, чтобы брат не столкнулся с ним, не
поглядел ему в лицо, не узнал его. По счастью, на улице было темно, а школяр был пьян.
Однако он заметил лежавшего в уличной грязи архидьякона.
– Ого! – воскликнул он. – Вот у кого сегодня был веселый денек!
Он толкнул ногою боявшегося дохнуть Клода.
– Мертвецки пьян! – продолжал Жеан. – Ну и наклюкался! Настоящая пиявка,
отвалившаяся от винной бочки. Ба, да он лысый! – сказал он наклоняясь. – Совсем старик!

Fortunate senex! 141
Затем Клод услышал, как он, удаляясь, рассуждал:

141 Счастливый старик! (лат.)