Page 225 - Собор Парижской Богоматери

пламя, окруженное вихрями искр, – огромное, беспорядочное, яростное пламя, клочья
которого по временам вместе с дымом уносил ветер. Под этим огнем, под темной балюстрадой
с пламенеющими трилистниками, две водосточные трубы, словно пасти чудовищ, извергали
жгучий дождь, серебристые струи которого сверкали на темной нижней части фасада. По мере
приближения к земле оба потока жидкого свинца разбрызгивались, как вода, льющаяся из
лейки. А над пламенем громадные башни, у которых одна сторона была багровая, а другая –
совершенно черная, казалось, стали еще выше и достигали безмерной величины
отбрасываемых ими теней, тянувшихся к самому небу.
Украшавшие их бесчисленные изваяния демонов и драконов приобрели зловещий вид.
Они словно оживали на глазах, в колеблющихся отблесках пламени. Змеиные пасти
растянулись в улыбку, рыльца водосточных труб словно заливались лаем, саламандры
раздували огонь, драконы чихали, задыхаясь в дыму. И среди этих чудовищ, пробужденных от
своего каменного сна бушующим пламенем и шумом, было одно, которое передвигалось и
мелькало на огненном фоне костра, точно летучая мышь, проносящаяся мимо свечи.
Этот невиданный маяк, наверное, разбудил дровосеков на дальних холмах Бисетра и
испугал их гигантскими тенями башен собора, плясавшими на поросших вереском склонах.
Среди устрашенных бродяг воцарилась тишина; слышались лишь тревожные крики
каноников, запершихся в монастыре и объятых большим ужасом, чем лошади в горящей
конюшне, приглушенный стук быстро открываемых и еще быстрее закрываемых окон,
переполох в жилищах и в Отель-Дье, стенание ветра в пламени, предсмертный хрип
умирающих да непрерывный шум свинцового дождя, падавшего на мостовую.
Между тем главари бродяг удалились под портик особняка Гонделорье и стали держать
совет. Герцог египетский, присев на тумбу, с каким-то суеверным страхом всматривался в
фантастический костер, пылавший на двухсотфутовой высоте. Клопен Труйльфу в бешенстве
кусал кулаки.
– Войти невозможно! – бормотал он сквозь зубы.
– Старая колдовка, а не церковь! – ворчал старый цыган Матиас Хунгади Спикали.
– Клянусь усами папы, – сказал седой пройдоха, бывший военный, – эти церковные
желоба плюются расплавленным свинцом не хуже Лектурских бойниц!
– А вы видите этого дьявола, который мелькает перед огнем? – спросил герцог
египетский.
– Черт возьми! – воскликнул Клопен. – Да ведь это проклятый звонарь! Это Квазимодо!
Цыган покачал головой.
– А я вам говорю, что это дух Сабнак, великий маркиз, демон укреплений. Он похож на
вооруженного воина с львиной головой. Иногда он показывается верхом на безобразном коне.
Он превращает людей в камни, из которых потом строит башни. Под командой у него
пятьдесят легионов. Это, конечно, он. Я узнаю его. Иногда он бывает одет в прекрасное
золотое платье турецкого покроя.
– Где Бельвинь Этуаль? – спросил Клопен.
– Убит, – ответила одна из воровок.
Андри Рыжий засмеялся глупым смехом.
– Собор Богоматери задал-таки работу госпиталю! – сказал он.
– Неужели нет никакой возможности выломать дверь? – спросил король Алтынный,
топнув ногой.
Но герцог египетский печальным жестом указал ему на два потока кипящего свинца, не
перестававших бороздить черный фасад, словно два длинных фосфорических веретена.
– Бывали и прежде примеры, что церкви защищались сами, – вздыхая, заметил он. –
Сорок лет тому назад собор святой Софии в Константинополе три раза кряду повергал на
землю полумесяц Магомета, потрясая куполами, точно головой. Гильом Парижский,
строивший этот храм, был колдун.
– Неужели мы так и уйдем с пустыми руками, как мразь с большой дороги? – спросил
Клопен. – Неужели мы оставим там нашу сестру, которую волки в клобуках завтра повесят?