Page 221 - Собор Парижской Богоматери

пробирались грабеж, разбой, бунт. Среди подобного беспорядка внезапное нападение черни
на какой-нибудь дворец, особняк или простой дом, даже в самых населенных частях города, не
считалось неслыханным происшествием. В большинстве случаев соседи тогда только
вмешивались, когда разбой стучался в их двери. Заслышав выстрелы из мушкетов, они
затыкали себе уши, закрывали ставни, задвигали дверные засовы, и распря кончалась при
содействии ночного дозора или без оного. Наутро парижане говорили: «Ночью – ворвались к
Этьену Барбету»; «Напали на маршала Клермонского». Вот почему не только королевские
резиденции – Лувр, дворец, Бастилия, Турнель, – но и обиталища вельмож – Малый
Бурбонский дворец, особняк Сане, особняк Ангулем – были обнесены зубчатыми стенами и
имели над воротами бойницы. Церкви охраняла их святость. Все же некоторые из них – Собор
Богоматери к их числу не принадлежал – были укреплены. Аббатство Сен-Жермен-де-Пре
было обнесено зубчатой оградой, точно владение барона, а на пушки оно израсходовало
значительно больше меди, чем на колокола. Следы его укреплений заметны были еще в 1610
году; ныне от него сохранилась лишь церковь.
Но возвратимся к Собору Богоматери.
Когда первые распоряжения были закончены, – отдавая должное дисциплине этой армии
бродяг, следует заметить, что приказания Клопена исполнялись в полном молчании и с
величайшей точностью, – почтенный предводитель шайки взобрался на ограду паперти и,
обратясь лицом к собору, возвысил свой хриплый и грубый голос, размахивая факелом, пламя
которого, колеблемое ветром, то выхватывало из мрака красноватый фасад храма, то,
застилаясь собственным дымом, вновь погружало его во тьму.
– Тебе, Луи де Бомон, епископ Парижский, советник королевской судебной палаты, я,
Клопен Труйльфу, король Алтынный, великий кесарь, князь арготинцев, епископ шутов,
говорю: «Наша сестра, невинно осужденная за колдовство, укрылась в твоем соборе, ты
обязан предоставить ей убежище и защиту; но суд хочет извлечь ее оттуда, и ты дал на то свое
согласие, ее повесили бы завтра на Гревской площади, когда бы не бог да бродяги. Вот почему
мы и пришли к тебе, епископ Если твоя церковь неприкосновенна, то неприкосновенна и
сестра наша, если же наша сестра не является неприкосновенной, то и храм твой не будет
неприкосновенным Поэтому мы требуем, чтобы ты выдал нам девушку, если хочешь спасти
свой собор, или же мы отнимем девушку и разграбим храм, что будет справедливо А в
подтверждение этого я водружаю здесь мое знамя, и да хранит тебя бог, епископ Парижский!»
К несчастью. Квазимодо не мог слышать эти слова, произнесенные с выражением
мрачного и дикого величия. Один из бродяг подал Клопену стяг, и Клопен торжественно
водрузил его между двумя плитами. Это были большие вилы, на зубьях которых висел
окровавленный кусок падали.
Затем король Алтынный обернулся и оглядел свою армию – свирепое сборище людей,
взгляды которых сверкали почти так же, как пики. После небольшого молчания он крикнул.
– Вперед, ребята! За дело, взломщики!
Тридцать здоровенных плечистых молодцов, похожих на слесарей, с молотками,
клещами и железными ломами на плечах выступили из рядов. Они двинулись к главному
порталу собора и взошли на паперть; видно было, как они, очутившись под стрельчатым
сводом, принялись взламывать двери при помощи клещей и рычагов. Бродяги повалили
следом за ними, чтобы помочь им или чтобы поглядеть на них. Все одиннадцать ступеней
паперти были запружены толпой.
Дверь не подавалась.
– Черт возьми! Какая же она крепкая и упрямая! – сказал один.
– От старости она окостенела, – сказал другой.
– Смелей, приятели! – поощрял их Клопен. – Ставлю свою голову против старого
башмака, что вы успеете открыть дверь, похитить девушку и разграбить главный алтарь,
прежде чем успеет проснуться хоть один причетник! Стойте! Да никак запор уже трещит!
Страшный грохот, раздавшийся за спиной Клопена, прервал его речь. Он обернулся.
Огромная, точно свалившаяся с неба балка, придавив собою человек десять бродяг на