Page 32 - Собор Парижской Богоматери

Она села и грациозно протянула козочке бубен.
– Джали! Какой теперь месяц?
Козочка подняла переднюю ножку и стукнула копытцем по бубну один раз. Был
действительно январь. Толна захлопала в ладоши.
– Джали! – снова обратилась к козочке девушка, перевернув бубен. Какое нынче число?
Джали опять подняла свое маленькое позолоченное копытце и ударила им по бубну
шесть раз.
– Джали! – продолжала цыганка, снова перевернув бубен. – Который теперь час?
Джали стукнула семь раз. В то же мгновение на часах «Дома с колоннами» пробило
семь.
Толпа застыла в изумлении.
– Это колдовство! – проговорил мрачный голос в толпе. То был голос лысого человека,
не спускавшего с цыганки глаз.
Она вздрогнула и обернулась. Но гром рукоплесканий заглушил зловещие слова и
настолько сгладил впечатление от этого возгласа, что девушка как ни в чем не бывало снова
обратилась к своей козочке:
– Джали! А как ходит начальник городских стрелков Гишар Гран-Реми во время
крестного хода на Сретенье?
Джали поднялась на задние ножки; заблеяв, она переступала с такой забавной
важностью, что зрители покатились со смеху при виде этой пародии на ханжеское благочестие
начальника стрелков.
– Джали! – продолжала молодая девушка, ободренная все растущим успехом. – А как
говорит речь в духовном суде королевский прокурор Жак Шармолю?
Козочка села и заблеяла, так странно подбрасывая передние ножки, что все в ней – поза,
движения, повадка – сразу напомнило Жака Шармолю, не хватало только скверного
французского и латинского произношения.
Толпа восторженно рукоплескала.
– Богохульство! Кощунство! – снова послышался голос лысого человека.
Цыганка обернулась.
– Ах, опять этот гадкий человек!
Выпятив нижнюю губку, она состроила, по-видимому, свою обычную гримаску, затем,
повернувшись на каблучках, пошла собирать в бубен даяния зрителей.
Крупные и мелкие серебряные монеты, лиарды сыпались градом. Когда она проходила
мимо Гренгуара, он необдуманно сунул руку в карман, и цыганка остановилась.
– Черт возьми! – воскликнул поэт, найдя в глубине своего кармана то, что там было, то
есть пустоту. А между тем молодая девушка стояла и глядела ему в лицо черными большими
глазами, протягивая свой бубен, и ждала. Крупные капли пота выступили на лбу Гренгуара.
Владей он всем золотом Перу, он тотчас же, не задумываясь, отдал бы его плясунье; но
золотом Перу он не владел, да и Америка в то время еще не была открыта.
Неожиданный случай выручил его.
– Да уберешься ты отсюда, египетская саранча? – крикнул пронзительный голос из
самого темного угла площади.
Девушка испуганно обернулась. Это кричал не лысый человек, – голос был женский,
злобный, исступленный.
Этот окрик, так напугавший цыганку, привел в восторг слонявшихся по площади детей.
– Это затворница Роландовой башни! – дико хохоча, закричали они. Это брюзжит
вретишница! Она, должно быть, не ужинала. Принесем-ка ей оставшихся в городском буфете
объедков!
И тут вся ватага бросилась к «Дому с колоннами»
Гренгуар, воспользовавшись замешательством плясуньи, ускользнул незамеченным.
Возгласы ребятишек напомнили ему, что и он тоже не ужинал. Он побежал за ними. Но у
маленьких озорников ноги были проворнее, чем у него, и когда он достиг цели, все уже было