Page 33 - Собор Парижской Богоматери

ими дочиста съедено. Не осталось даже хлебца по пяти су за фунт. Лишь на стенах,
расписанных в 1434 году Матье Битерном, красовались среди роз стройные королевские
лилии. Но то был слишком скудный ужин.
Плохо ложиться спать не поужинав; еще печальнее, оставшись голодным, не знать, где
переночевать. В таком положении оказался Гренгуар. Ни хлеба, ни крова; со всех сторон его
теснила нужда, и он находил, что она чересчур сурова. Уже давно открыл он ту истину, что
Юпитер создал людей в припадке мизантропии и что мудрецу всю жизнь приходится бороться
с судьбой, которая держит его философию в осадном положении. Никогда еще эта осада не
была столь жестокой; желудок Гренгуара бил тревогу, и поэт полагал, что со стороны злой
судьбы крайне несправедливо брать его философию измором.
Эти грустные размышления, становившиеся все неотвязней, внезапно были прерваны
странным, хотя и не лишенным сладости пеньем. То пела юная цыганка.
И веяло от ее песни тем же, чем и от ее пляски и от ее красоты: чем-то неизъяснимым и
прелестным, чем-то чистым и звучным, воздушным и окрыленным, если можно так
выразиться. То было непрестанное нарастание звуков, мелодий, неожиданных рулад; простые
музыкальные фразы перемешивались с резкими свистящими звуками; водопады трелей,
способные озадачить даже соловья, хранили вместе с тем верность гармонии; мягкие
переливы октав то поднимались, то опускались, как грудь молодой певицы. Ее прелестное
лицо с необычайной подвижностью отражало всю прихотливость ее песни, от самого
страстного восторга до величавого целомудрия. Она казалась то безумной, то королевой.
Язык песни был неизвестен Гренгуару. По-видимому, он был не понятен и самой
певице, – так мало соответствовали чувства, которые она влагала в пенье, словам песни. Эти
четыре стиха:

Un cofre de gran nqueza
Hallaron dentro un pilar,
Dentro del, nueuus banderas,
Con figuras de espantar. 19

в ее устах звучали безумным весельем, а мгновение спустя выражение, которое она
придавала словам:

Alarabes de caballo
Sin poderse menear,
Con espadas, у los cuellot,
Ballestas de buen echar… 20

исторгало у Гренгуара слезы. Но чаще ее пение дышало счастьем, она пела, как птица,
ликующе и беспечно.
Песнь цыганки встревожила течение мыслей Гренгуара, – так тревожит лебедь водную
гладь. Он внимал ей с упоением, забыв все на свете. Наконец-то его муки утихли.
Но это длилось недолго.
Тот же голос, который прервал пляску цыганки, прервал теперь и ее пение.
– Замолчишь ли ты, чертова стрекоза? – послышалось из того же темного угла площади.
Бедная «стрекоза» умолкла. Гренгуар заткнул себе уши.
– О проклятая старая пила, разбившая лиру! – воскликнул он.

19 Внутри колонны нашли драгоценный ларь, в котором лежали новые знамена с ужасными изображениями
(исп.)

20 Арабы верхом на конях, неподвижные, с мечами, с отличными самострелами за плечами (исп.)