Page 527 - И жили люди на краю

524
поднялись друг за другом на пароход и отошли на корму; они ни
с кем не хотели разговаривать: одного напористого мужика,
который беспардонно лез к ним, выклянчивая, чтоб ему
рассказали, что произошло там, на льду, взбешённый старшина
схватил за грудки и так толкнул, что тот своим задом прочистил
две палубные доски до самого трюма.
Весть о гибели подполковника ошпарила у Павла всё
внутри. Нет, он не собирался расспрашивать: как да что?
Подошёл к фронтовикам, закурил и стоял, как они, молча,
понурив голову. Долго они стояли, сжигая папиросу за
папиросой, и вот старшина тихо, только для Павла сказал:
– Какой ужас!.. Никогда не думал, что такое может...
Человек шёл, нёс чемоданы, шутил и внезапно, не вскрикнув,
даже не произнеся слова, рухнул под крошево льда и исчез. Будто
потянули его чемоданы вглубь, ко дну. Кинулись мы хоть за
что-нибудь ухватить... а его нет. Сгинул. В мгновение. Ужас!
Будь проклята эта дорога! И всё…
Павлу показалось, что на льду случилось предательство.
Конечно, растерялись, и каждый испытал страх, но как могли не
кинуться за командиром. Он, наверное, был в состоянии шока, и
если б его в первую же минуту вытащили из воды, он остался бы
жив. Эх, фронтовики...
Павел швырнул за борт окурок и спустился в твиндек. Залез
на верхнюю брезентовую койку, лёг, подсунув под голову
полупустой вещмешок. Смотрел на потолок, когда-то покрытый
белой краской; теперь он – серо-грязный, кое-где облупившийся,
видно ржавое железо. «Когда же это плавание кончится?
– возбуждённо подумал Павел. – Как не повезло. Рассчитывал,
что дня через три окажусь на острове, а дальше по «железке» на
север. Там как бы уже свои места. Где на попутке, где на коняшке
подвезут, где пешком. А возможно, подвернётся машина сразу до
Александровска. Отец с Настей так и остались в недоумении: