Page 531 - И жили люди на краю

528
детьми, одиночные мужчины и женщины. «Каждый своих
собирает», – подумал Павел. Узкая улочка была заставлена
подводами, и он у старичка, поправлявшего хомут на пятнистой
лошадке, спросил, где железнодорожный вокзал.
– А ты иди, не сворачивай и слева увидишь.
Деревянно-каркасные дома, как бы провалившиеся в снег,
стояли чуть ли не вплотную друг к другу; всё в них было
незнакомое, чужое: и форма окон – больших и маленьких, и
стёкла – матовые и рифлёные, и наружные двери, открывавшиеся
вовнутрь, и словно вздутые, с широкими свесами крыши. И вдруг
среди этих домов – русский, из толстых лиственниц; брёвна
почернели, потрескались, но их не тронула гниль, и весь дом был
ещё крепок.
Павел услышал, что за ним кто-то идёт. Обернулся, и к нему
подступил мужчина, на которого он обратил внимание ещё там, у
платформы, где работали японцы.
– Извините, вы действительно в Александровск?
– Да. А в чём дело?
Мужчина замялся.
– Понимаете, пока нет никакой связи. То есть она, конечно,
налаживается, но письма идут ужасно долго, теряются. А
недавно нашли... целый мешок. Только те письма ещё в прошлом
году летом ребята отправили перед боем. И вот тут в порту
обнаружили мешок в песке. Непонятно, – мужчина из
внутреннего кармана полушубка извлёк конверт, слегка
помятый, и попросил:
– Не могли бы в Александрове бросить в почтовый ящик?
– В ящик?.. – перед глазами Павла всплыл тот
густо-зелёный, с жёлтым гербом почтовый ящик, у которого всё
тело пронзила чудовищная боль и померк белый свет. – Зачем в
ящик? Я передам.
– Передавать не надо. Вы впервые туда?