Page 83 - И жили люди на краю

80
лампочками; всё застойней, тяжелее воздух, наполненный пылью
и газами, – вспыхивала сварка, звякали кирки, скрежетали
лопаты...
Генерал ворохнулся, поправил подушку. Хотел бы он
понять, что произошло в мозгах новоявленных каторжан. Ведь
умные люди: ученые, инженеры, писатели, врачи, партийные и
советские работники, агрономы... Бывшие. Чего им не хватало?
К чему стремились? Нет, до конца они не раскрылись, потому и в
газетах о процессах писали скупо, в общих чертах. В итоге,
вместо того, чтоб защищать от врага родину, они рыли туннели.
Собственно, без них уже защитили.
Яхонтов нащупал на тумбочке папиросы. Если разобраться,
он не жалел тех офицеров, которых арестовали у них в части в
тридцать восьмом, не жалел и этих строителей. А когда под
Великими Луками к нему в дивизию доставили роту
штрафников, он тут же послал её в бой. Собственно, они сами
рвались навстречу смерти, отчаянно потрепали немцев в окопах и
полегли – до единого. Тяжелейшее впечатление осталось от того
боя. В принципе-то ведь – советские люди, и пали за свою землю.
Но – чужие. И уходили они в бой, зная, что уходят чужими.
Он искурил папиросу до мундштука, кинул в стеклянную
пепельницу и снова лёг... Политзаключённые побежали сразу,
как только из жёлтого грунта над головой ударила струя, крепкая,
будто кол. Кого-то она сбила с ног, кто-то завопил: «Смотрите,
свод!.. Свод пошел!» Возможно, на самом деле он колыхнулся,
но никто не кинулся укреплять его, заделывать брешь; сотни
людей, охваченные паникой, повернули к выходу, который из
душной глубины подземелья проступал мутным пятном.
Приказы не могли их остановить. Выстрелы охранников
остановили только тех, в кого влетели пули. Убитые рухнули, а
живые бежали. Топот ног и крики покрыл утробный гул – это
позади в туннель скатился обвал; кто-то, обернувшись, увидел