Page 921 - И жили люди на краю

918
нужны чужие дети?»
Ромашов влетел в дом, выхватил из шифоньера костюм.
«На самолёте скоро не улетит, нет. Значит, в Корсаков, в
морпорт. Такси поймаю или... Доберусь! Что тут ещё?» – он
развернул помятый лист.
«Ничего они тут не видят, кроме коровьего хвоста, навоза
да огорода. А в Москве – всё и четырёхкомнатная квартира. Он
вдовец. Жена и дочь его погибли в машине. Не думай обо мне
плохо, он человек порядочный, генерал, 44 года. Не обижайся,
Миша, и не смейся, может, это и настоящая любовь. И,
пожалуйста, не пытайся нас искать. Не нужно. Спасибо тебе за
всё. Ты добрый, хороший. Я не хочу быть у тебя в долгу и
виноватой перед тобой. Дом и всё хозяйство перевела на твоё
имя, распоряжайся как хочешь. Документы получишь по почте.
А мы улетаем на военном самолёте в четыре часа дня...»
Михаил опустил руку с листом; из охолодевших губ выпало
скорбно и грубо:
– Против лома... нет приёма. Сбежала.

СМЕРТЬ ПОЭТА

Игорь наконец-то перебрался в областной центр. Оставив
должность редактора городской газеты, потеряв половину
зарплаты и войдя рядовым в книжное издательство, он
почувствовал себя вырвавшимся на приволье. Как собака,
спущенная с поводка, упоённо бежит по траве, всё оглядывая,
обнюхивая, удовлетворяя своё любопытство, так и он теперь и в
выходные, и во все вечера мог делать то, что хотел, а не сидеть
допоздна на бюро или сессии, не ждать до полуночи тассовское
сообщение и не держать людей в типографии ради того, чтобы
эти двадцать-тридцать строчек о пленуме или полёте в космос