Page 919 - И жили люди на краю

916
расставалась навсегда.
Два письма она написала в дороге; рассказывала о соседях
по купе, о том, что видела из окна, что покупала на больших
станциях, когда поезд стоял по пятнадцать-двадцать минут, о
краже – в девятом вагоне у военного пропал чемодан, о
старике-таёжнике, ужасно заросшем седыми волосами – он сел
ночью на какой-то станции с мешком кедровых орехов, продавал
их дёшево и показал скалу, на которой стоял бюст Сталина, но
его взорвали.
Третье письмо пришло из Гагры. Надежда восторженно
писала, что устроилась великолепно – живёт в светлой комнате с
женщиной из Киева, что «воздух здесь необычный, утром и
вечером пахнет духами, и ни холодинки, только теплынь, здесь,
наверно, и зимою как у нас летом. Прямо у скамейки растёт
инжир, я попробовала, не созрел ещё, а алыча на голову падает,
на земле пропадает. Не дорожат ею, как у нас рыбой. Фруктов я,
конечно, привезу, сколько донесу. А ещё здесь удивили большие
деревья, эвкалиптами называют их. Представляете, как они
быстро растут, если на них кора трескается, висит, как лохмотья,
падает. Ствол голый, белый, что кость. Вот какой климат».
Дочери, перечитывая письма, и радовались, и завидовали
– им чудилось: мама находится в сказочной стране. Михаил тоже
был доволен: Надежда и отдохнёт, и восстановит расшатанные
нервы, и после всего увиденного меньше станет переживать за
Светку.
Четвёртое письмо ждали долго и ругали погоду – больше
недели было хмуро на небе и скучно в доме; когда оно пришло, то
почему-то показалось не таким, как прежние. Надежда сообщала,
как её лечат, и что чувствует себя очень хорошо; ей можно уже не
писать, потому что, когда придёт их письмо, она будет в дороге и
приедет числа пятого-шестого. «Устала, – подумал Михаил.
– Обратный путь утомит, измучает. Да-a, далеко живём».